74-летнего Клода Лелуша невозможно назвать стариком: он по-прежнему энергичен, строен, умен, обаятелен. Полки его кабинета заставлены легендарными трофеями — от «Оскара» до «Золотой пальмовой ветви». За ним давно закрепилась слава великого кинорежиссера и не менее великого любовника. О своей жизни и сентиментальных увлечениях Лелуш откровенно поведал «Каравану историй» в самом начале весны…
— Я еврей. Родился в 1937 году. Моя мама Эжени — католичка.
Ради любви к моему отцу Симону она приняла иудаизм, причем в самый что ни на есть неподходящий и опасный период истории. Родители мои люди очень простые, образования они не получили. Мама зарабатывала шитьем в мастерских известных кутюрье, а папа — мелкой торговлей. Когда началась война, мы переехали в Алжир, где обитали дальние родственники отца, надеясь переждать вооруженный конфликт. Но в 1942 году мама совершила по-настоящему сумасбродный поступок — заявила нам с отцом, что должна незамедлительно ехать домой во Францию, в Ниццу — помочь при родах родной сестре. Отец, печаль и отчаяние которого были безграничны, на коленях умолял ее не делать этого — подобное путешествие могло стоить жизни. Тем более что, согласно недавним новостям по радио, немцы уже вплотную подошли к Ницце, оккупация курорта ожидалась со дня на день.
Но мама упорно твердила свое, была неумолима. Мало того, она и меня решила взять с собой. «Вот увидишь, — убеждала она отца, — мы обернемся за неделю». Увы, отец никогда не умел противостоять маминым капризам.
10 ноября 1942 года мы с мамой поднялись на борт корабля и пересекли Средиземное море, пока еще дружелюбное и свободное. Причалили к Марселю, пересели на автобус до Ниццы и… заметили нервное волнение среди пассажиров, ропот, слезы… Тут мы и узнали о том, что немцы пересекли границу свободной зоны. Морские пути закрылись, железная дорога тоже — мы оказались отрезанными от отца.
Мама сразу же запаниковала. Признала — была не права, не послушалась… В мгновение ока мы оказались в опасности: денег с собой взяли немного, оба носили еврейскую фамилию, вокруг фашисты, путь к дому закрыт.
Но оставаться на оккупированной территории тоже было самоубийством. Мама принялась носиться по старым знакомым в поисках любой возможности уехать обратно и вскоре случайно вышла на дальнего кузена отца по имени Машто, который пообещал помочь. Дал ей адрес некоего господина Мазуи — «своего человека» в Париже. Машто клятвенно заверил мать: Мазуи поможет тайно перебраться в Алжир. Увы, ни мама, ни ее друзья в Ницце, с которыми она радостно поделилась счастливой новостью, не знали, что этот Машто был предателем, а на парижской улице Лористон находилось отделение гестапо. Так кровный родственник, не дрогнув, отослал нас прямиком в адскую печь.
