— Однажды было такое. Меня пригласили в брежневский кабинет, я увидел на столе груду бордовых галстуков и подумал: «Боже, куда я попал?! Это не моя тема…»
Директором Дома моделей на Кузнецком Мосту тогда был некто Ягловский, молодой красавец и жуткий бабник. Я ему прямо сказал: «Виктор Иванович, я не смогу это сделать. Пусть лучше Леонидом Ильичом займется Сашка Игмант». Тот начал работать с Брежневым и стал известным художником-модельером. Но мне его костюм не понравился — очень сухим получился.
Ягловский с Игмантом ездили к цековским бонзам на примерки и принимали от них подачки —то к столу пригласят, то еще как-нибудь отблагодарят… Но платить эти люди не любили, всякую услугу принимали как должное, и мне не нравилось иметь с ними дело: я чувствовал себя рабом.
Тяжельников на их фоне был исключением. Платил он исправно... Я одевал его жену и в Москве, и в Румынии, когда карьера ее мужа сломалась и Брежнев отправил его туда послом. История, которая однажды вышла у меня с дочкой Косыгина, с ними была бы просто невообразима.
Людмиле Косыгиной приглянулся трикотажный костюм моей гражданской жены. Она захотела такой же, я пообещал: «Да ради бога, сделаем!» Во время примерок у нас завязались какие-то отношения, и она отправила нас с приятелем и свою дочку в театр. В антракте Татьяна Косыгина протягивает конверт: «Мама просила передать вам деньги». Я заглянул в конвертик, а там только половина того, на что мы договорились. «Почему так мало?» — «Остальное за билеты вычла…» Из двадцати рублей дочь Председателя Совета Министров СССР отдала мне десять!
После этого я бегал от всех номенклатурных жен, включая супругу Горбачева.
— Как вы познакомились с министром культуры Фурцевой?
— Ей меня рекомендовала Надя Леже. Я дружил с Ларисой Шепитько и Элемом Климовым, у них познакомился с Беллой Ахмадулиной и Володей Высоцким —это была одна компания. В 1971 году, когда я вышел из больницы и мне негде было жить, в Москву приехала Надя Леже, и Лариса показала ей мои работы, сетуя, что у меня нет ни кола ни двора, и попросила Надю поговорить с Фурцевой. Та дала мне однокомнатную квартиру в Новогиреево.
— И одновременно начала у вас одеваться?
— Естественно.
Я два раза делал ей костюмы, маленькое черное платье сшил к десятилетнему юбилею полета Гагарина. Подружился с дочкой Светланой, одевал и ее. Денег я никогда не получал: это была просто дружеская услуга.
— А Терешковой вас отрекомендовала Фурцева?
— Да, Валентине Владимировне меня рекомендовала Екатерина Алексеевна. Мне не понравилось, как та была одета. Для начала я сшил ей платье в горох. Мы с ней общаемся по сей день, очень уважительно к ней отношусь и обожаю ее как клиента. Валентина Владимировна помогла мне сменить однушку в Новогиреево на однокомнатную квартиру на «Динамо». Потом я переехал на Арбат.
— Как после развода у вас складывались отношения с сыном?
— Очень непросто. Я необыкновенно любил маленького Егорку и по сей день очень тепло к нему отношусь, несмотря на то что он уже взрослый, самостоятельный, критически настроенный по отношению ко мне человек. Была одна история, которую не могу вспоминать без слез: после развода, придя на работу в Дом моделей на Кузнецком Мосту, я часто созванивался с сыном. Напоследок он обычно говорил: «Пап, ты к нам придешь?» — «Нет, Егорка, не смогу». — «Подожди, не вешай трубку, давай посчитаем до пяти». Я начинал считать: «Раз, два, три, четыре, пять…» — «А давай до десяти?» — «Раз, два... шесть... десять...» —«А давай до ста?»
Тут у меня начинали течь слезы.
Потом его от меня полностью изолировали. У Маришки появился второй муж, которого ей нашла теща. Мать сказала Егорке, что я их бросил и ему надо принять нового отца. А тот, здоровый мужик, цирковой режиссер, выгонял моего сына из дома на лестницу, ставил его коленями на сушеный горох — словом, всячески истязал ребенка. Отрочество у Егорки было тяжелым, и он многие десятилетия не мог меня простить. Сын до сих пор считает, что я его не люблю. Хотя я очень люблю Егора, все для него делаю, мы работаем вместе… Но тут есть много сложных моментов. Его мать сильно на него влияет. Маришка безумно талантлива, я всегда считал, что она намного способнее меня. Но я состоялся, а она — нет…
Егор живет своей жизнью, а я — своей. Сын не может мне этого простить, он хотел бы, чтобы я был ближе к нему.
Мы нужны друг другу, но он может месяцами мне не звонить.
— Как такое возможно при совместной работе?
— Мы сидим на разных этажах и почти не пересекаемся. Егор очень талантлив, тут мне, конечно, повезло, но два таланта в одном Доме моды — уже перебор… Слава богу, теперь у нас меньше конфликтов. А то, бывало, скажу не ложащееся на его душевное состояние слово — и он сразу же взрывается. Я терял дар речи, для меня это было трагедией.
— Насколько я знаю, у него были проблемы с наркотиками?
— Да, это так... Когда он в первый раз женился, у него родилась Маруся, моя внучка. С его первой женой, Дашенькой, у меня были чудесные отношения.
А Егор часто ссорился с женой, ругал ее, она тоже не оставалась в долгу… Кончилось тем, что Даша ушла. Потом он влюбился в модель, но и та его бросила. Душевное состояние у сына тогда было тяжелым, и он подсел на наркотики в мотоциклетном клубе «Ночные волки».
Когда у Егора были проблемы с наркотиками, нам всем пришлось очень трудно..
Была и мистическая история, к счастью, имевшая счастливый конец. Однажды я сидел дома, коротая время с другом, и вдруг почувствовал, что надо повидать сына. Тревога не отпускала, набрал его номер — трубку никто не взял. Звоню еще и еще, Егор по-прежнему не подходит к телефону. И так мне вдруг стало муторно на душе… Я сорвался с места, захватил с собой приятеля и отправился к сыну.
