Воспринял он это очень болезненно. Причем сказал не сразу, какое-то время переживал в себе. Бедный мой мальчик пришел к выводу, типичному для юного максималиста. «Думаю, я больше не буду называть тебя мамой!» — сказал Андрей. «Хорошо, пусть так, — соглашалась я. — Называй меня как хочешь. Только это ничего не изменит. Вы по-прежнему мои дети, и точка!» «Ты мне не родная!» — не унимался сын. «А мне кажется, что роднее, чем мы с Надей, у тебя никого нет… Разве не так?» — я очень старалась сохранять спокойствие. Но ни рассказы о том, что мы растили его с двух лет и полюбили сразу, как увидели, ни другие увещевания не помогали. Я просила прощения за то, что не призналась ему сама, но… В сыне проснулся дух противоречия. Он приводил домой каких-то ребят, с которыми знакомился на вокзалах, улицах... На вопросы, что это за мальчики и давно ли Андрей их знает, с вызовом отвечал: «Может, это мои настоящие братья!»
Что тут скажешь?.. Мужской руки ему, конечно, не хватало. Я, увы, не могла восполнить этот пробел. Андрей замкнулся и все больше времени проводил вне дома. Увлекся туристическими походами. А как проконтролировать, чем они там занимаются? Вот курить рано начал... Я просила его поехать с нами на дачу, он отказывался. Конечно, беспокоилась, что оставляю сына в городе одного, но разорваться тоже ведь не могла… Александр Борисович как-то рассказал, что зашел к нам, а я была как раз за городом. Постоял под дверью. В квартире — музыка, девчонки хохочут, визги-писки… Он постеснялся даже нажать кнопку звонка, не то что войти… Потом у Андрея начался период увлечения группой «Кино». Вместе с такими же поклонниками рока он мог без предупреждения сорваться и уехать в Питер.
«Андрей! Но можно же позвонить! Мы волнуемся», — возмущалась я. Но у них, видите ли, философия. Свой взгляд на болтания по улицам. Однажды Александр Борисович рассказал мне, как шел по Арбату и увидел у Стены Виктора Цоя толпу ребят и среди них нашего Андрея. «Почему же ты его не забрал? Сколько можно по городу шататься?» — кипятилась я. — «Мне было неловко подойти». —«Ты же отец! Что тут неловкого?» Сложностей с сыном было много. Но как на духу могу сказать, что не было даже секунды, когда бы я пожалела о своем давнем решении забрать малыша из Дома малютки!
К восемнадцатилетию сына Александр Борисович купил Андрюше комнату недалеко от нас. Там он и жил... В тот день, 18 сентября, как мне рассказывали потом, сын пришел домой с другом.
Тот остался на лестничной клетке, а наш забежал в квартиру, вроде что-то взять… Не знаю, зачем он полез на тот злосчастный подоконник... Может, окно хотел открыть?.. Подоконник скользкий… Андрей выпал с шестого этажа.
Меня не было в городе, я на следующий день возвращалась с дачи. Встречала меня Надя, которая старалась держаться, но по ее глазам я поняла — что-то произошло и это «что-то» очень страшное. «С Андреем?» — спрашиваю. «Мама, его больше нет», — ответила дочь. Меня будто по ногам ударили, голова кругом пошла… Я позвонила бывшему мужу. «Шура, что делать? Что мне теперь делать?» — плачу в трубку. «Хоронить», — ответил он. Александр Борисович к тому времени был уже женат на Людмиле. Другая жизнь — другие проблемы. И снова — все те же солнечные блики, пока еще теплый сентябрьский ветер и гроб, такой неуместный и страшный…
Андрею было двадцать лет, как говорится, жить и жить…
Потерять ребенка — страшнее ничего не бывает. Говорят, бог посылает человеку столько, сколько он способен вынести. Но, кажется, мои силы всевышний переоценил… Хотя живу же! Сначала посвятила себя детям. Сейчас — внукам. Старший — отличник в школе. Младший в первый класс в этом году пойдет, надо заниматься, готовить к школе.
За жизнью Александра Борисовича я не следила, наверное, до тех пор, пока с ним самим не случилось несчастье. Наша дочь в отличие от меня человек современный: не только бывала в гостях в семье отца, но даже навещала новую папину жену в родильном центре. Надя мне рассказала, что в августе у Александра Борисовича родилась дочь.