Оставалось только сесть на свой мопед и поехать туда. Я так и сделала — сразу после школы, с рюкзаком на спине. Дом Сержа находился между Лувром и районом Сен-Жермен-де-Пре, в старинном квартале. Подъехала, достала школьную тетрадку и принялась сочинять ему послание. Какая наивность! И вот так смешно я написала ему обо всем подряд — о том, как он ворвался в жизнь обычной девчонки, как его песни помогают мне верить в лучшее, о своих вредных учителях и несносных подругах — настоящий подростковый бред страниц на пять. В конце приписала номер своего телефона и, бережно сложив листочки, подсунула их под заветную дверь. Затем вернулась домой и погрузилась в уроки, никому не рассказав о своем глупом поступке.
Помню, была среда. Вечерело. Я сидела одна в гостиной, склонив голову над учебниками, как вдруг в тишине квартиры раздался звонок.
— Могу ли услышать Констанс?
— Да, это я.
Кто говорит?
— Тот, кто получил твое письмо. Оно меня тронуло! Такое милое, спасибо тебе за него. Слушай, я очень хотел бы с тобой познакомиться — хочешь, приходи сегодня ко мне на ужин. Тебя устроит в восемь часов?
— Да… устроит.
— Позвони три раза.
Положив трубку, я оцепенела от удивления и неожиданности. Просто не верила… Впрочем, мне же всего шестнадцать, такие чудеса в этом возрасте кажутся еще вполне правдоподобными, вполне доступными…
Разве нет?
— И вы пошли?
— Пошла? Я полетела как на крыльях! Точно в восемь позвонила три раза, и дверь мне открыл сам Серж. Он был в голубых джинсах, такой же голубой рубашке, широко улыбался. Я осторожно вошла внутрь, сняла с головы шлем, бросила рюкзак на пол и, открыв рот, принялась с любопытством озираться по сторонам. Его жилище было совершенно невообразимым — стены черные, повсюду зажжены бесчисленные бра, торшеры, лампочки и люстры, какая-то световая феерия. В гостиной — сразу четыре пианино, все заставлены антикварными безделушками, рамками с фотографиями детей Сержа, его бывших жен и почему-то Мэрилин Монро. Тут же корзинка с фруктами, мужской бюст с капустным кочаном вместо головы, фигурки обезьянок в красных сюртучках, множество коробочек, всяческих штучек и штуковин, на ширме у окна болтаются марионетки, а за ширмой прячутся скелет и безголовая статуя женщины из черного мрамора — странные сувениры, собранные им в течение жизни.
В углу — огромная постель с балдахином. Серж смущен, не знает, как начать разговор, и говорит первое, что приходит в голову: «Хочешь, поставлю тебе песенку «Что?»? Я ее недавно сочинил». Он включает запись, писклявый и нервный голос Джейн Биркин режет тишину комнаты:
«Что осталось после нашей любви? Пепел. И я. Почему земля не остановилась?..»
Потом, когда узнала Сержа ближе, поняла, как ему не везло в любви. Все жены его бросали, да и четверо детей от разных браков особой нежности не проявляли.
Он был очень-очень одиноким человеком. И я пришла к нему как нельзя кстати — будто запрыгнула в поезд, мчащийся к обрыву. На несколько остановок…
Чтобы сбить грусть момента, говорю Сержу, указывая на человека-капусту:
— Он подозрительно похож на вас. Это вы позировали?
Он смеется. Вовсе нет. Просто совпадение. Потом предлагает выйти и поесть в индийском ресторанчике по соседству — «У Рави».
И вот мы сидим друг напротив друга за столом, оба пребывая в полнейшем смущении. Я не знаю, о чем говорить, он тоже. Нервничая, безостановочно травит анекдоты на свою любимую и родную еврейскую тематику.
Запомнила лишь один: «Разве вы не знаете, кто виновен в гибели «Титаника»? Опять еврей. Айсберг!»
После ужина вернулись обратно, поднялись на второй этаж, в кабинет Сержа. Повсюду книги, фарфоровые куклы, которые он давно коллекционирует, печатная машинка «Ремингтон».
Серж обожал технику. На его полке красовался новенький телефон марки «Bang&Olufsen», на кухне стоял холодильник с прозрачной дверкой, за которой были видны спрятанные внутри продукты. Еще, помню, у него были электронные часы, которые однажды сбились и показывали неправильное время. Перевести их он не мог, так как потерял инструкцию, и поэтому, когда возникала необходимость узнать точное время, звонил по телефону!