А у майора Ромеро — отличавшаяся предосудительным поведением мать, жившая с женатым человеком. Однажды дед услышал, как о ней сплетничают на улице, и в сердцах воскликнул: «Неужели это правда?» Женщине передали, что полковник Маркес публично назвал ее шлюхой.
Она потребовала, чтобы ее сын смыл оскорбление кровью: «Если ты не осмелишься это сделать, сними штаны и надень мою юбку!» Пачеко Ромеро пришел к деду и потребовал удовлетворения: «У тебя и на войне был чересчур длинный язык. К тому же ты — черное пятно на нашей либеральной партии!»
Дед повернулся и ушел, и Медардо полгода поносил его на всех углах за трусость.
А тот тем временем выполнил все заказы, отдал долги, продал дом, оставил мастерскую помощнику и только тогда передал майору, чтобы тот не выходил из дома без оружия. В день Святой Девы Пилар вышедший накосить мулам травы Медардо услышал оклик: «Ты вооружен?» Бывший друг бросил косу, они прицелились друг в друга, и Медардо Пачеко Ромеро получил пулю в лоб. После этого полиция и алькальд долго прятали деда от родственников убитого: у закона к нему претензий не было, но в Барранкасе чтили вендетту. Деда выслали в городок Санта-Марта, оттуда их семья перебралась в Аракатаку.
Маркес писал и вспоминал, как в придорожном кабачке колумбийского селения Ла-Пас нему подошел рослый контрабандист, носивший на поясе большой револьвер:
— Вы имеете какое-нибудь отношение к полковнику Маркесу Мехии?
— Я его внук!
— Тогда, выходит, ваш дед убил моего деда.
Меня зовут Лисандро Пачеко.
— То был поединок.
— И все же ваш дед отправил моего на тот свет...
Окружающие испугались, что дело кончится смертью, но Лисандро попросил разрешения сесть за его стол, они пили три дня и три ночи, стреляли в цель из револьвера и расстались друзьями.
Он вспоминал рассказы матери о том, как за ней ухаживал отец, нищий телеграфист, чересчур смуглый (в нем наверняка была индейская кровь!), слишком безродный для того, чтобы стать зятем почтенного полковника Маркеса. Ее увезли от назойливого ухажера за тридевять земель, а он выследил их и встретил на вокзале в купленном на последние деньги белоснежном костюме и с букетиком фиалок в руках. Отец был настойчив и упрям, о его любовных подвигах в Аракатаке рассказывали легенды. Перед тем как влюбиться в хорошенькую, как кукла, сеньориту Маркес, он соблазнил трех ее подруг, прелестных и невинных девушек, певших в церковном хоре. Это пошло ему на пользу, мать обратила внимание на телеграфиста Мартинеса еще до того, как он улучил минуту и на ухо во время мессы признался ей в вечной любви. Красотка Луиса не понимала, почему соблазнитель тратит время на каких-то «индейских коров», когда в Аракатаке есть она.
Теперь дочь полковника Маркеса решила навсегда привязать к себе нищего, словно церковная мышь, донжуана. Она не пожалела о своем решении, и Габриэля это поражало: помимо троих законных у отца было четверо внебрачных детей. После женитьбы отец оставил работу на телеграфе и подался в гомеопаты, но денег семье это не принесло.
Он спешил перенести на бумагу то, что поражало его воображение в детстве: странный и страшный мир давно захиревшего селения, где убийство из чести было обычным делом, и отданный на воспитание деду и бабке маленький мальчик видел волшебство на каждом шагу. А Мерседес вела хозяйство, добывая деньги из воздуха: она похудела, подурнела, осунулась, но ее домашние всегда были сыты.
К тридцати восьми годам у Габриэля Гарсии Маркеса за плечами была довольно долгая бурная жизнь. Его публикации очень поспособствовали венесуэльскому восстанию: сидя в приемной бывшего президентского дворца в Каракасе, за дверью кабинета, где заседало революционное правительство, он стал свидетелем навсегда запомнившейся ему сцены.
Дверь внезапно распахнулась, из нее пятясь вышел один из заговорщиков: офицер целился в комнату из ручного пулемета. Затем он резко повернулся и бросился вниз по лестнице, в тот же день капитан исчез из страны. Маркеса завораживали такие сюжеты, он и сам был не прочь попробовать себя в революции. Когда Кастро победил и Маркеса позвали организовывать кубинское информационное агентство «Пренса Латина», он согласился и был готов на большее.
…За окнами темнота, медленно выползает телетайпная лента. Закадычный друг Родольфо Уолш, шеф «Пренсы», читает сообщение, хохочет, с размаху бьет кулаком по столу. Источники агентства обскакали разведку: пришла информация о том, что американцы готовят вторжение. Эмигрантов тренируют в Гватемале, высадка должна состояться через несколько месяцев в заливе Кочинос. Маркес тут же предложил свои услуги: почему бы ему не отправиться в Гватемалу, переодевшись католическим священником? Так он проникнет в лагерь ЦРУ, выведает все что можно и передаст сведения связному. Это вполне ему по плечу, ведь он учился в церковной школе…
Уолш загорелся и тут же начал названивать Фиделю, но команданте остудил его пыл: Кастро не захотел рисковать нужным революции журналистом.
Потом их обоих съели коммунисты, прибравшие агентство к рукам, и он ушел из нью-йоркского представительства без выходного пособия, потеряв отличную зарплату. Габриэль жил интересно и не променял бы свою судьбу ни на какую другую, но писать надо было о другом.
В детстве мир кажется огромным и загадочным, повзрослев и вернувшись в родные края, человек поражается тому, каким же все стало маленьким. Приехав в Аракатаку через много лет, чтобы продать опустевший и разваливающийся дедовский дом, он поразился безлюдию, нищете и упадку: полно, да здесь ли его воспитывали? Выходит, отец не зря называл Аракатаку «западней для нищих». В бледно-голубом, выжженном солнцем небе кружил стервятник, по пустой улице брела одетая в черное, голодная с виду старуха. В аптеке мать наткнулась на свою бывшую подругу, и та, узнав ее, разрыдалась.
