Вернувшись домой, увидел, что живой человек куда интереснее вымысла. Милая девочка превратилась в красавицу, и в глазах у нее была тайна, разгадки которой он не знал. А ему уже исполнился тридцать один год, и за плечами у него было немногое: должность в «Моменто», мало кем замеченные роман и повесть да несколько рассказов. В день свадьбы Маркес пообещал жене, что к сорока годам он уж точно станет знаменитым писателем. Мерседес тогда промолчала; он так и не понял, отнеслась ли она к этому всерьез. Наверное да, ведь тогда он казался ей принцем: о «Небоскребе», Тачии Кинтано и о том, как он просил милостыню в Париже, его жена узнала позднее от не в меру болтливых друзей…
Потом было многое: работа на революционную Кубу в кастровском агентстве «Пренса Латина», переезд в Мексику, читательский неуспех повести «Полковнику никто не пишет» — а ведь он работал над ней многие годы!
Жизнь засасывала его, мечта отдалялась, но теперь, на дороге из Мехико в Акапулько, наконец случилось то, чего он так долго ждал. Это было как божественное откровение — оставалось приехать домой, сесть за стол и записать то, что он слышит.
Мерседес Маркес считалась очень сдержанным человеком. Она ни с кем не откровенничала, редко улыбалась; друзья мужа никак не могли понять, что у нее на уме. От женщины, тринадцать лет ждавшей парня, поцеловавшего ее, когда она была еще школьницей, можно ждать всякого. Развеселую компанию Маркеса, состоявшую из литераторов, киношников и журналистов, любителей баров и шлюх, она просто пугала. Мерседес вела дом, экономила, наблюдала за тем, как ее муж редактирует газеты и дамские журналы, пишет рекламные тексты, корпит над сценариями, отчаянно ругая уродующих его замыслы режиссеров, — и никто не догадывался о том, что она живет мечтой.
Ее принц потяжелел и слегка поседел, стал раздражителен и перестал верить в себя: муж занимался ерундой, зарабатывая на хлеб насущный, но вот наконец случилось то, чего Мерседес так долго ждала.
Приехав домой, Маркес отправился в свой рабочий кабинет, маленький выгороженный фанерными щитами уголок, где стояли пишущая машинка и электрический калорифер (в их доме его называли «Приют мафии»), и не выходил оттуда до вечера. На следующее утро это повторилось, а после обеда он отправился в город — вернувшись домой, муж сказал, что он вернул аванс и уволился с киностудии, а также ушел из рекламного агентства «Дж.
Вальтер и Томпсон». В понедельник Габриэль продал машину и сообщил ей, что этих денег им должно хватить на несколько месяцев, а затем бог им что-нибудь да пошлет. Он пишет роман, у него есть договор с литературным агентом, хваткой испанкой Кармен Бальсельс. Мерседес молча кивнула, и Габриэль увидел, что в ее глазах полыхнул давно забытый свет. Он придумал ее, она — его, но теперь муж Мерседес вновь походил на того Габриэля Гарсию Маркеса, о котором она тринадцать лет подряд мечтала в забытом богом и колумбийском правительством городе Сукре.
Это продолжалось восемнадцать месяцев. Поутру муж садился за свой стол, включал электрический калорифер (он мог работать только в тепле) и стучал на пишущей машинке.
Школа была далеко от дома, и Мерседес приходилось возить в нее детей на автобусе — и это было самой маленькой из ее забот. Семья ела каждый день, а чеки из рекламного агентства и киностудии больше не приходили — и из их квартиры начали исчезать вещи. Сперва она продавала одежду, затем пришла очередь телевизора и стиральной машины, потом Мерседес начала жить в долг. Ее мужа это не касалось: он писал, и на страницах дешевой желтоватой бумаги оживали люди, которых Габриэль Гарсия Маркес знал с детства.
Селение Аракатака, где он родился и провел первые семь лет своей жизни, в романе стало называться Макондо, его дед, полковник Маркес Мехия, вояка, ставший ювелиром, превратился в полковника Аурелиано Буэндиа, в мирной жизни промышлявшего изготовлением золотых рыбок. Он писал об огромном дедовском доме, вспоминал, как их семейство оказалось в Аракатаке.
У деда был близкий друг, отставной майор Медардо Пачеко Ромеро, во время гражданской войны сражавшийся вместе с ним за либералов.
