А Мерседес ждала, и подруги ее матери говорили, что хорошенькая дочка сеньоры Барчи, наверное, никогда не выйдет замуж.
Шли годы, Сукре разорялся и пустел. Из него давно уехали гринго, не устраивалось больше и танцов: молодежь перебиралась в большие города, сверстники Мерседес обзавелись семьями и не знали, как прокормить детей. Теперь она работала в отцовской аптеке: отправляясь в нее по утрам, Мерседес видела дома с заколоченными окнами и мрачных, плохо одетых мужчин у ворот. А она казалась им чудом залетевшей в Сукре райской птицей: по вечерам, коротая время за картами и пульке, мужчины говорили о том, что все вокруг идет ко всем чертям, но красотка Барча вроде как и не стареет.
Городок съежился и поблек, уехавший в большой мир Габриэль казался ей принцем.
Она отказывала всем ухажерам, отшивала приставал. Развешивая лекарства в отцовской аптеке, Мерседес думала, как они с Габриэлем назовут своих детей. Так прошло тринадцать лет, и наконец он вернулся. В Сукре приехал совсем другой человек, да и она была не такой, как прежде.
О том, как ее жених прожил эти годы, она узнала позже. Он начал в маленькой газете провинциального городка, днем работал, вечерами писал рассказы на оборотной стороне рулона газетной бумаги, а по ночам сидел в баре с друзьями — домой молодой человек возвращался под утро. В Барранкилье домом Маркеса был бордель «Небоскреб», в Картахене — публичный дом «Кровати напрокат»: вышедшие в тираж проститутки бесплатно гладили его рубашки, мылся он в общем душе на этаже.
За статьи платили столько, что денег хватало лишь на кафе и три визита к девочкам в месяц, а комната в борделе обходилась в сущие гроши. Зато писал он так хорошо, что его рассказы печатали даже в столице, и журналистская карьера Маркеса шла в гору: из «Универсаль» в более престижный «Эль-Эральдо», потом — во всеми уважаемый «Эспектадор», из Картахены в Барранкилью, а затем в Боготу.
В «Эспектадоре» он добился своего первого громкого успеха — им стал очерк «Рассказ не утонувшего в открытом море» (1950 г.), с продолжением печатавшийся в нескольких номерах, Маркес рассказал историю чудом спасшегося после кораблекрушения военного моряка, считавшегося национальным героем.
Он выяснил, что его судно везло не оружие, а контрабанду — купленные в США холодильники. После этого в «Эспектадоре» ввели цензуру, и главный редактор от греха подальше отправил Маркеса спецкором за границу. Там он много писал, пытался публиковаться, но издатели не хотели брать его необычно написанные большие вещи. И все же в Европе ему нравилось: когда военные власти закрыли «Эспектадор», Маркес продал присланный ему редакцией обратный билет и остался во Франции.
Добрая хозяйка пансиона, мадам Лакруа, не брала с него денег за жилье: «Отдадите, когда напечатаетесь и станете знаменитым». А вот еду он добывал по-всякому: собирал и сдавал мусор, пел в кафе, жил за счет друзей, однажды даже просил милостыню.
Его не раз забирали в полицию, иногда били, принимая за алжирского бомжа. Порой ему удавалось что-то опубликовать дома, в колумбийских газетах. Потом у него появилась любовница, каталонка Тачия Кинтана, начинающая актриса, живущая в Париже в прислугах. Она кормила Маркеса, давала ему кров — а он работал над огромным, упорно не желающим кончаться романом, начатым еще в Барранкилье. Габриэль Гарсия Маркес точно знал, что когда-нибудь станет знаменитым писателем, но с каждым прожитым годом этот день отодвигался все дальше и дальше.
Затем судьба занесла его в Венесуэлу — там он сделал стремительную карьеру в журнале «Моменто». В стране началось восстание, владелец газеты решил пересидеть смутные времена в Нью-Йорке, и оставшийся на хозяйстве Маркес поднял тираж в два раза.
Тут он получил тревожное письмо из Сукре: заболел отец, мать просила его вернуться домой и заключить мир.
— …Он совсем плох. Отец часто о тебе вспоминает: если бы ты знал, как он тобой гордится! Возвращайся и успокой его — иногда Габриэль Элихио бывает чересчур суров, но другого отца у тебя нет…
Маркес приехал и снова увидел девушку, которой он сделал предложение тринадцать лет назад. Он не думал о случившемся серьезно: как еще заставить девчонку разжать губы? Но за годы скитаний привык к мысли, что дома его ждет невеста. Это успокаивало и придавало его бродячей, неустроенной жизни какую-то основательность. Он даже полюбил Мерседес — так, как писатель может любить придуманный им персонаж.