Вылетаем как ошпаренные… «Чтоб я еще раз пустила сюда эту честную компанию!» — мысленно сокрушается мама и утром с дрожью в коленях выходит из дома — оценить масштаб разрушений… И замирает от удивления — эти балагуры все за собой прибрали! А она-то весь вечер переживала за свои любимые розы: «Как хороши, как свежи были…»
Эти розы мама с трепетом демонстрировала деду, когда тот приезжал отдохнуть в свободное от театра время. Цветы были белые и чайные… У Олега Николаевича рябило в глазах: «Настя, это у тебя от безделья». Он искренне не понимал, почему талантливый театровед вдруг переквалифицировалась в домохозяйку. А так и было: пока папа успешно вел свой бизнес, мама осела дома — растить меня с двумя братьями.
Не менее бережно, чем свои розы.
Не мог дедушка в полной мере оценить даже то, что мама, глубоко беременная мной, достроила наше родовое гнездо. Из года в год на участок завозили кирпичи — и каждый раз их растаскивали соседи на свои бани и гаражи. Все понимали: хозяину плевать… А Олег Ефремов был уверен, что усадьба отгрохается сама собой. Пока мама не приехала и быстренько всех не построила — и рабочих, и соседей, и дом. Дед был полностью поглощен театром, на семью у него времени не хватало. Он на все смотрел будто из-за кулис. Даже когда мама на приличном сроке потеряла ребенка, дед утешил ее, как мог: «Не плачь, Настя. Это была всего лишь репетиция. Но в костюмах — считай, генеральная». Эти на первый взгляд циничные слова в его устах звучали как поддержка, и мама смогла улыбнуться.
Она всегда принимала отца таким, каков он был.
Даже нас со старшим братом мама назвала в честь деда — Олег и Ольга. И между нами была такая связь, будто мы являемся двумя половинками целого доказательства — безграничной любви к отцу недоласканного им ребенка. Странно, но иногда я чувствую себя старше матери. Только сейчас понимаю, как ей было одиноко всю жизнь: родители почти не жили вместе — каждый витал в своем космосе. Так получилось, что по документам Олег Николаевич удочерил маму только в 8 лет. А моя бабушка писала телевизионные сценарии — темы черпала из собственной жизни, полной бурных романов. На запястьях она носила множество браслетов, чтобы скрывать шрамы от былых разочарований. К сожалению, я ее не застала: бабушка умерла очень рано, в 48 лет.
Но мне было приятно, когда во МХАТе я встретила Ирину Мирошниченко, которая знала мою бабушку и вдруг отметила: «Как ты похожа на Иру в молодости!»
Иногда мы приезжали к деду в его квартиру в старом доме напротив Центрального телеграфа. Дедушка часто бывал на гастролях за границей. Как-то вернулся из Японии в бурном восторге от технического прогресса. Привез оттуда всякие полезные для хозяйства штуки… Вот он подводит меня к прибору, похожему на небольшую ракету, ожидающую старта на почетном месте в кухне. Жмет на кнопочку — пшш! — в чашку льется горячая вода. «Ого!» — больше нашего каждый раз удивлялся дед электрическому термосу и чайнику в одном флаконе. Потом сажает меня на кресло-массажер, включает и предвосхищает мою реакцию: «Вот это штуковина!»