В чистой, наполненной светом больничной палате сидела аккуратная сосредоточенная старушка. Веселые солнечные зайчики прыгали по ее блузке и морщинистым рукам, но старушка их не замечала: она смотрела в себя и совсем ничего там не видела…
С тех пор, как у Дороти Китон Холл выявили начальную стадию болезни Альцгеймера, минуло целых семь лет. Согласно всем имеющимся у современной науки данным, Дороти уже давно полагалось покинуть божий мир, но упрямая, насупленная старушка не сдавалась.
Она перестала разговаривать, но не жить: каждое утро ровно в девять утра больная открывала глаза и ждала, когда принесут молочную кашу. Правда, иногда она не могла вспомнить, в какую руку следует взять ложку, да и что такое ложка, Дороти однажды тоже беспечно позабыла. Но ей вовсе не было страшно, даже, наоборот, смешно. Она, словно захотев пошалить, каким-то неимоверным образом забралась внутрь себя и… не смогла выбраться наружу. Дороти все понимала: и отчаянные взгляды младших девочек, и растерянность сына, вот только не знала, как подать знак, что она здесь, рядом с ними…
На это бог знает какое по счету обследование в медицинский центр ее привезла Дайан, старшая дочка. Пятьдесят лет, а чудит, прямо как в детстве.
Жара несусветная, а она в узкой, стянувшей шею водолазке. Вот уж точно говорят: если в душный калифорнийский полдень на улице вы обнаружите женщину в свитере, то не сомневайтесь: ее зовут Дайан Китон. Да, ее дочка и есть та самая знаменитая актриса. Они с Джеком даже подумать не могли, что их девочка вымахает в такую дылду, которая будет выступать по радио и раздавать интервью. Дайан на равных и с королями, и с президентами, но заметно нервничает, выслушивая заключение врача:
— Это чудо, что ваша мама еще жива, мисс Китон, и так хорошо выглядит. Другие с ее диагнозом… Ах, простите, я снова про диагноз... Улучшение? Боюсь, что нет. Прогнозы? Мне нечем вас обнадежить. Еще курс такрина? Не думаю, что это может стать панацеей… Что там бормочет этот ученый грач?
Дороти напрягает слух, но ровным счетом ничего не слышит. Хорошо хоть не суют под нос эти дурацкие картинки с буквами и числами — врачи их называют тестами, — она ведь все равно промолчит. Схитрит, сделает вид, что ничего не понимает… Санитар вывозит коляску с Дороти на стоянку, где припаркован «Range Rover» Дайан. На глазах ее старшей дочери слезы. Глупенькая, чего плакать? Врачи — они же все шарлатаны. Дороти хочется дотронуться до своей девочки рукой, обнять, приласкать. Но не может… Раньше Дороти Холл, идеальная жена и мать, умела делать все — и шить девочкам наряды, и печь своим мужчинам пироги, — но нынче ничего не может. Как безрукая дура. Просто беда...
Дайан поворачивает ключ зажигания и выезжает с парковки. Семь лет назад вот такой же визит в госпиталь разрезал ее жизнь на две части: ту, в которой Дороти Китон Холл была здорова, общительна, иронична, и эту, которая тянется сейчас…
Был такой же летний солнечный день, и они обратились по поводу странной забывчивости матери: ищет очки — и забывает, что ищет, выходит из магазина — и не может вспомнить дорогу домой. После консультации с врачом Дороти с Робин, младшей сестрой, оторопевшие, онемевшие, долго сидели и машине. Но тогда еще была надежда… На окончательный вердикт врачей ушло несколько лет, и сомнений не осталось: у Дороти Китон Холл болезнь Альцгеймера. Когда-то, в середине семидесятых, Дайан работала волонтером в нью-йоркском доме престарелых и видела старух, страдающих от этого душевного недуга: злые, вспыльчивые фурии, швыряющие на пол тарелки с едой. Они не помнили себя, не узнавали своих близких.
