После мучительного бракоразводного процесса отец отправился с Глорией в Лос-Анджелес, сестры разъехались на каникулы, и когда-то веселый и шумный дом вдруг опустел, в комнатах стало совсем тихо и печально.
— И что теперь? — растерянно спросила мать.
— Теперь мы собираем вещи и уезжаем отсюда, — ответил Кристиан. В эти минуты ему хотелось все бросить и исчезнуть, чтобы его никогда не нашли.
За окнами бушевал июнь, и у матери начиналась жаркая пора гастролей — она работала в цирке акробаткой. Под сценическим псевдонимом Леди в Блестках выступала на… спине слона. Сестер ждали другие заботы: Эрин окончила музыкальную школу и отправлялась на практику в Венский симфонический оркестр, вредина Шэрон, с которой Кристиан вечно ссорился по пустякам, устроилась в компьютерную фирму, Луиза — на лондонскую киностудию.
— Возьми меня с собой, ма.
Неужели в цирке не найдется работы, например, чистить клетки и подметать арену? — попросил Кристиан.
Он решил: больше никакого кино, никаких открытий супермаркетов и рекламы носков. Не будет синяков от горошин... Он отправится с матерью на гастроли и начнет новую жизнь. Спрячется, о нем все забудут, а когда вернется, вряд ли кто вспомнит о «спилберговском мальчишке».
…Летнее цирковое турне охватывало всю Великобританию: Эдинбург, Глазго, Манчестер… В труппе многие работали по сезонному контракту и, к счастью для Кристиана, за неделю до отъезда директор все еще продолжал набирать команду.
Они с матерью переступили порог кабинета, и Кристиан точно шагнул в другой мир: на стенах висели истрепавшиеся плакаты 50-х годов — память о выступлениях братьев Коул, «Цирка Барнума и Бейли», хищно улыбались яркие венецианские маски; на полках высились банки и закупоренные сургучом колбы, внутри которых плавали кисти рук, уши и стопы. Самым жутким экспонатом Кристиану показалась отрезанная голова, на губах которой застыла ухмылка...
У широкого дубового стола стояли два кресла. В одном сидел директор цирка, в другом — манекен клоуна со вздыбленными рыжими волосами. Из уголков его размалеванных губ стекали струйки крови, на груди поблескивала вышитая пайетками надпись: «Бозо», а чуть ниже — «В сердце не бить!
Разобьется!»
— И вы хотите, чтобы этот юный красавец с лицом греческого бога выносил дерьмо за мартышками и скоблил полы в стойле? — с нескрываемой иронией спросил директор у Дженни. — Хм, ну и бред... Впрочем, мы тут давно привыкли ничему не удивляться.
Кристиану только исполнилось шестнадцать, но рост под два метра и печальные глаза делали его гораздо старше. Убедив директора, что ему уже все двадцать, Бейл приступил к работе. Он вычищал клетки, драил полы и подметал арену после представлений. Никто вокруг не признавал в высоком парне бывшую звезду Спилберга.
На задворках цирка Кристиан неожиданно обрел забытое чувство свободы.
Здесь его никто не знал и не дразнил, над ним не смеялись. Единственными почитателями его таланта были животные. Они быстро привязались к молодому уборщику, который старательно чистил клетки и сооружал зверушкам уютные домики из тряпок, соломы и картонных коробок.
Путешествуя по городам, Бейл подбирал на улицах бездомных животных, и те становились ему верными друзьями. По сей день в его доме полно живности, которую он откуда только не приволакивал: собаки Мохо и Рамон, кошки Мириам, Эми и Лилли, хромой ворон Каспер и покалеченный голубь Иван со сломанным крылом (Кристиан вырвал его из пасти бульдога в Гайд-парке).
В перерывах между уборками он много читал и осваивал верховую езду.
Метатель ножей Джон Острый Клинок-Коттл научил Кристиана боевому искусству Кейси, основанному на сериях коротких, резких ударов.
А однажды он встретил ее…
Она была воздушной гимнасткой — с рыжими волосами, веснушками и большими карими глазами. Ее звали Барта. Она приехала из Польши и вместе с отцом работала в номере «Танцующая над пропастью» на подвешенной трапеции. Девушка появлялась в ослепительном голубом луче под куполом, и публика замирала, не смея дышать. А она парила над бездной, свободно раскинув руки, точно огромная птица. Когда объявляли номер «Танцующей над пропастью», Кристиан неизменно занимал место за бархатной гардиной у запасного выхода. Никого прекраснее он прежде не встречал...
Они подружились. Барта ужасно изъяснялась на английском, а Бейл ничего не понимал по-польски. Этот язык казался ему похожим на воробьиный щебет: «ржека», «небески», «ружовы», «гура», «чеплы» — смешные звуки слетали с губ девушки, точно музыка. Их общение со стороны выглядело крайне забавно: оба бурно жестикулировали и гримасничали. Удивительно, но все, что хотела сказать ему Барта, Кристиан понимал. Не потому ли, что был влюблен?
Барта приходила в цирк на заре, натягивала голубое трико, скручивала золотые волосы в пучок и, точно дикий зверек, карабкалась по канатам под самый купол. Она тренировалась до изнеможения. Барта и Кристиана научила ходить по натянутому канату! Днем у них было несколько свободных часов до вечернего представления, чтобы побыть вместе.
