— Я ей много рассказывала о Глебе, в основном, конечно же, как о режиссере. А потом они познакомились. Просто Глеб стал членом нашей семьи. Сейчас уже и не вспомню, может быть, тогда я и побаивалась их знакомить. Не знаю… Но для меня и для Глеба настолько все было естественно. А мама… Как мамы бедные воспринимают?.. Я, например, если бы Ваня полюбил девушку, приняла бы ее с наслаждением. Я уже давно к этому готова. Только Ваня что-то не очень торопится, хотя ему и тридцать лет.
— Но вы же тоже не торопились с рождением ребенка. Или вам работа мешала?
— Ничего мне не мешало. Как господь распорядился, так и случилось. Месяце на третьем или четвертом я перестала работать и всю беременность выгуливала Ванечку, отдыхала, читала много книг.
Очень серьезно отнеслась к своей беременности. А потом, когда я родила Ванюшу, с таким удовольствием окунулась в работу! Очень истосковалась по театру. Такая сладость и радость — быть на сцене.
— Ваня — закулисный ребенок?
— Незакулисный, нет. Когда я уходила на спектакль, с Ванечкой оставался папа. А так я с сыном была. Правда, мне помогали нянечки, которых мы находили через агентства. А потом у двухлетнего Вани появилась чудная няня Настя. Ей было тогда уже лет шестьдесят. У нее была народная манера разговаривать, и у Ванечки в голове перемешивались мои фразы и Настины. Он все это благополучно совмещал. Помню, как маленький стоит у окошечка: «Ма, посмотри, красота-то такая немыслимая, батюшки мои светы, царица небесная».
Летом мы обязательно уезжали с Ванечкой и Настей в дом отдыха. Мне кажется, в тот период я и не играла или как-то договаривалась.
— Многие актрисы отказываются от семьи и детей, а для вас, получается, дом и семья на первом месте.
— Это для меня главное. Рождение Ванечки — потрясение и просто счастье. Я никогда так не любила мою маму, как в тот момент, когда родила ребенка. Такую любовь к матери испытала. Что-то открылось с рождением ребенка. Мне так хотелось замедлить время. Чтобы Ванечка рос, но не столь быстро. Мы с Глебом так радовались, когда Ванечка сказал: «Мапа!» Я Глебу говорю: «Ни тебя, ни меня не обидел». Мы вставали с Глебом в три часа ночи — было ночное кормление, включали музыку, и у нас список был — какой грудью надо кормить.
Парень был нетрудолюбивый, мне приходилось сцеживать молоко и докармливать его из бутылки через соску. Он, серьезно и недовольно глядя прямо мне в лицо, посасывал грудь. А мы с Глебом были счастливы…
— Кто из вас был кнутом, а кто пряником в воспитании сына?
— По очереди. Я старалась быть строгой, но не получалось. Глеб построже. Он вообще человек посдержаннее. «Но ты останься тверд, спокоен и угрюм. Ты царь, живи один» — это про Глеба. Он — нежный, любящий, но очень сдержанный. Мужчина.
Однажды что-то на меня нашло, и я превратилась в учительницу. Помню, идем мы с Ванечкой, и я выговариваю ему, что можно делать, а что нельзя.
Ваня вряд ли вообще слушал — на птичек смотрел, еще куда-то. А меня занесло, и я развоспитывалась. И вдруг по дороге встречаем пожилого мужчину. Он возился со своей внучкой около машины. Мужчина слушал мои нравоучения, слушал и вдруг говорит: «Мамаша, с детьми не надо разговаривать прямо. С детьми нужно разговаривать компромиссно». Я и сама прекрасно понимала, что игра лучше любых нравоучений. Тем более что Ванечка у нас — человек убеждений. Так было, и так есть. Ваня очень добрый. Однажды, помню, приходит домой из школы, он тогда в классе третьем учился, а глазки у него влажные. «Что случилось?» — спрашиваю. «Костя пришел в школу с вкусной булочкой и нам всем по кусочку раздал», — отвечает мне сын. Мысль о том, что человек со всеми поделился, очень тронула моего ребенка.
На сцене «Ленкома» я играла Комиссара (как известно, героиню в конце пьесы убивают) в «Оптимистической трагедии». Однажды сын пришел на спектакль. После спектакля выхожу из гримерной и вижу — идет мой мальчик и плачет. Олег Янковский стоит в дверях своей гримуборной, смотрит и говорит с юмором, который был свойствен только ему: «Да-а-а! Чурикова! Неверно ты сына воспитала». Когда я уезжала куда-то, Ваня ставил кассету с фильмом «Васса» и плакал.
А потом сын как-то быстро вырос. И уже я звоню ему часа в три ночи, а в ответ слышу: «Да жив я, жив».
Однажды раздается звонок, на том конце провода Ваня: «Мама, я тебе из телефонной будки звоню, а тут танки идут». У меня все внутри оборвалось. Он учился тогда классе в восьмом и пошел с девочкой погулять.
