Коля пил, измученный собственной ложью и чувством вины. Он не мог оставить Веру и не мог жить без меня... В этой истории никто не виноват: ни я, ни Коля, ни тем более Вера и Андрей. Так случилось. И пожалеть тут нужно всех. Его жена и мой муж страдали, потому что были нелюбимы, а мы — оттого что обижали хороших людей. И в итоге столько жизней разрушено. Безвозвратно...
Естественно, я старалась пресекать все его попытки выпить. Когда он мне звонил откуда-нибудь, я по одному его «Але!» знала, где, с кем и сколько... И я ему об этом говорила, а он в ответ смеялся и называл меня «ведьмой».
Коля мог принести домой ящик шампанского, и мне приходилось сидеть вместе с ним и пить. А сколько бутылок я тайком выливала в раковину!
Порой не выдерживала и несколько раз убегала от него, скрывалась, а он бросался искать меня. Не брала телефонную трубку, не открывала дверь. В тот период я работала в посольстве Индонезии. Я просила девчонок не звать меня к телефону, он звонил, обрывал телефон, встречал после работы. Это были шпионские игры: я пряталась в толпе коллег, а он метался между ними: «Знаю, что она здесь!» Все было в кучу: рестораны, упрашивания, угрозы, подозрения, слежка, мольбы… Мексиканский сериал! И тогда я выдвинула ему ультиматум: «Или я, или алкоголь!» И выгнала. Это на него подействовало — он год не пил. И, как бы оправдывая свое поведение, говорил: «Не пить так же прекрасно, как пить».
Вообще-то по жизни он был одиночкой. Отвергал любую поддержку, считал, что может сам справиться со своими проблемами.
Предпочитал киношным тусовкам уединение: думал, читал или смотрел телевизор.
У него не было друзей. Талгата Нигматуллина, с которым он дружил еще со ВГИКа, не стало, с другими он сходился туго. И часто повторял: «У нас есть главное — это мы сами…», а за месяц до смерти вдруг сказал одну странную фразу: «Роднее тебя у меня никого нет. Ты моя самая чистая девочка…» Мы действительно стали как одна душа, как один организм...
Колю нельзя было назвать легким в общении, приветливым, светским человеком. Его очень многое раздражало в людях. Он часто мне повторял: «Запомни, кругом одни враги и никому нельзя доверять!» А его не любили за правду, которую он часто говорил в лицо. Коля никогда не рассказывал мне о кинематографических дрязгах.
Иногда, помню, приходил хмурый и отмахивался от расспросов: «Не надо тебе об этом ничего знать». При всей своей внешней самоуверенности Коля во всем сомневался: «Не сомневаются только идиоты». Но иногда сомнения, особенно если человек умный и глубокий, приводят в тупик. И вот тут-то наступает горе от ума — диагноз хронический и неизлечимый. Коля болел остро и мучительно...
Помню, как Лукашенко звал его в Белоруссию, предлагая стать министром культуры, но Коля отказался. И это в тот момент, когда у него в профессии все разваливалось, не получалось. «Давай я все брошу, — предлагала, — и мы поедем. Начнем жизнь с чистого листа». Но он отказался: «Не хочу жить в Минске. И вообще я артист, а не чиновник».
— Его родители знали о том, что у них растет внучка?
— Мне он говорил, что знали. Потом выяснилось, что нет. Я подозревала, что он их щадит и не сообщает о Тане. Однажды я ему сказала: «Возьми с собой Тату в Минск». Он как-то от этого предложения ушел… Пару раз в интервью Коля сказал очень обтекаемо: «Мои девчонки…», имея в виду дочерей. И все. Он был очень закрытый человек. Его мама увидела Таню только на Колиных похоронах, это было для нее таким сильным потрясением, что она сразу ушла в себя. И никакой особой радости я не заметила…
— А с Верой, его женой, вы встречались?
— Вера знала обо мне. Однажды Коля во сне несколько раз повторил мое имя. Потом он мне сам об этом рассказывал.
«И тебя не убили за это?» — спросила я его. «А я сказал Вере, что это из роли», — засмеялся Коля.
А с Верой мы однажды столкнулись случайно в ресторане Дома кино. Сидим с Колей в большой компании. Он, как всегда, расположился напротив. Тут подошла Вера. «Что это вы здесь делаете?» — спросила она с подозрением. Я увидела, как Коля съежился под ее взглядом. Она решила, что девушка, сидящая рядом с ним, и есть та самая Таня, и все пыталась устроить скандал. Помню, я выскочила из ресторана и всю дорогу рыдала. Мне было очень обидно. А сейчас думаю: будь я на ее месте, что бы испытывала? Это ведь я разлучница, а не она. Как странно, мне никогда не хотелось быть ни разлучницей, ни любовницей, а пришлось эти роли играть всю жизнь… Вера откуда-то узнала мою фамилию и даже пыталась найти меня по справочной.
Как-то сказала Коле: «Ты знаешь, я тут нашла Татьяну Масленникову — то ли гримерша, то ли костюмерша». Не знаю, чем дело кончилось — выжила ли моя однофамилица?
— Но ведь Еременко за год до смерти оформил развод. Почему же вы не стали жить вместе?
— В последний раз мой ультиматум «Больше не пить!» не сработал. Он уже не мог с этим бороться. Когда пришел ко мне после развода с предложением жить вместе, только сказал: «Ты меня хотя бы пожалей…» Но я не пожалела. Единственный раз в жизни я повела себя жестко, и в итоге это оказалось ошибкой…
Уже когда мы расстались, он однажды горько заметил: «Ну как ты не понимаешь, что наша актерская профессия — немужская.
