Она пофыркала, когда Дэвид спутался с чернокожей певицей по имени Ава Черри, поревновала, когда объявил, что запишет с Авой альбом (он обещал ей первой!), потом обнаружила, что мужу вообще нравятся негритянки, в конце концов забыла и это. Когда Дэвид внезапно сдружился со стареющей Элизабет Тейлор, она не отреагировала — по крайней мере о романе тут говорить не приходилось: Боуи и Тейлор щебетали по телефону, как две подружки, — все больше о помаде, тональных кремах и тому подобном. Но внезапно в жизни Дэвида появилась отвратительная дамочка по имени Коко Шваб — и этого Анджела пережить не смогла.
То, что у них был роман, — это, положим, ерунда. Но Коко постепенно стала оттеснять Анджелу на обочину. Она стала личным ассистентом Боуи, его секретарем, нянькой и домработницей, она знала, на что давить: по части роли женщин в доме взгляды Дэвида были совершенно домостроевские — он прежде всего требовал, чтобы рубашки были выглажены, полы вымыты, а завтрак подан сразу же после пробуждения.
Анджела сначала подружилась с Коко, затем почувствовала неладное, потом начала бунтовать — но было поздно: ее место уже оказалось занято. За битвой Коко и Анджелы с интересом наблюдали приятели Дэвида — Леннон со смехом рассказывал, как сцепились из-за Боуи эти две кошки, Джаггер поставил на Коко — и не прогадал. На прямое: «Либо она, либо я» Дэвид пробурчал Анджеле что-то невнятное, но увольнять Коко отказался. В ответ Анджела не поленилась вытащить из гардероба все платья этой сучки, облила их водкой, подожгла и хлопнула дверью. На следующий день Боуи подал на развод.
Развод обошелся Боуи в 750 тысяч долларов: столько, и ни центом больше, Анджела должна была получить в течение ближайших десяти лет в обмен на обещание не публиковать ни строчки о муже.
В качестве финального аккорда Боуи отсудил у нее сына. Анджела пыталась протестовать, но проиграла. Боуи пришел в суд идеально выбритый, в дорогом костюме, похожий на выпускника Оксфорда. Он добродушно шутил, рассказывал о любви к сыну, очаровав и судью, и весь зал. Что до Анджелы, то судье показали несколько фотокарточек, на которых Анджела занималась такими делами, что заставили бы покраснеть и издателей «Hustler», — и судьба процесса была решена.
Анджела впала в ярость. В первом же интервью после окончания процесса она предрекла, что Коко умрет молодой, а затем, не выдержав, написала про Боуи целую книгу, в которой рассказала все, что знала о своем бывшем муже.
Выяснилось не так-то много: настоящий Боуи оказался загадкой даже для нее. «Более скрытного мужчины в своей жизни я не встречала, — призналась Анджела. — Даже в постели невозможно догадаться, о чем он думает». Он все держал под контролем, никогда не расслаблялся, всегда был отстранен и холоден — пробить этот ледяной панцирь не удалось даже ей. Впрочем, желтую прессу она все-таки порадовала: Анджела рассказала, что у Боуи был роман с Джаггером! Нет, на сто процентов утверждать она не может, но не сомневается в этом. Пресса тут же воскресила давний слух, напомнив, что знаменитая баллада «Rolling Stones» «Энджи» была написана Джаггером именно про Анджелу: дескать, у них втайне от Боуи тоже был роман — и газетная сенсация плюхнулась на голову Боуи, словно грязная лягушка.
Чтобы защититься — от бывшей жены, бывшего агента и всего мира, он придумал Герцога.
Тощий Белый Герцог, в которого Дэвид превратился усилием воли, был довольно неприятным человеком: одевался как певец немецкого кабаре 30-х годов, много курил, был циником, увлекался сатанизмом и черной магией. В постели предпочитал садомазохизм. Герцог жил только на кокаине и подозревал в измене всех, кто его окружал: они сосут его кровь, живут за его счет — все они вампиры, чьи-то тайные агенты, все они… О том, что Боуи по-настоящему сходит с ума, что у него паранойя, заговорили даже в прессе. Особенно когда певец начал рассуждать о том, что ему, вообще-то говоря, нравится Гитлер — он первая рок-звезда, у которой есть чему поучиться.
Он говорил, что Британии не помешало бы фашистское правительство, в котором он лично готов занять пост премьер-министра. Когда же Боуи, стоя у черного «Мерседеса» с открытым верхом, поприветствовал своих британских фанатов нацистским жестом, скандал разразился на всю страну — и сколько он позже ни оправдывался, объясняя, что просто закрывался рукой от солнца, ему никто не поверил. На несколько лет он даже уехал в Берлин: поселился там со своим приятелем Игги Попом, завел роман с певичкой из кабаре, взял моду бродить по городу, разыскивая здания, оставшиеся от нацистов
Вся эта история с увлечением фашизмом и сатанизмом могла зайти слишком далеко, но, к счастью, Боуи спас от Герцога его собственный сын.
