Прически создавали начинающие стилисты Дмитрий Винокуров, Олег Перцев, Сергей Зверев — на тот момент Сережа был уже достаточно известен, но от этого не стал более закрытым. Наоборот, всегда готов был что-нибудь посоветовать. Именно Сережа первый сделал мне мелирование, и с 1998 года я с ним не расстаюсь. Эти «перышки» стали неотъемлемой частью моего образа.
— Как долго вы продержались у Толмацкого?
— До конца 1998 года, в общей сложности два с половиной года. Оставаться с ним дольше я не могла, подвело здоровье. Однажды на концерте я потеряла сознание. «Скорая», капельница, как-то пришла в себя...
Но организм так и не восстановился. Мне очень тяжело давались длительные гастроли, постоянные перелеты, смены часовых поясов, климата. Есть люди, которые в самолетах, поездах, автомобилях чувствуют себя нормально, а меня просто наизнанку выворачивало. У меня, видимо, слабый вестибулярный аппарат, и во всех поездках тошнит.
Я дошла до того, что просто не могла выходить на сцену — чувствовала себя отвратительно, все болело, голова кружилась, постоянная слабость. Концерты приходилось отменять, все летело в тартарары. И мы с Толмацким решили расстаться, хотя контракт был заключен на десять лет.
Разошлись мы относительно мирно: я заплатила отступные, и мне позволили идти на все четыре стороны.
Моим единственным продюсером и директором с того времени стала мама. Она всегда была моим критиком, помощником, никто не мог дать мне лучший совет по поводу песен, аранжировок. Кроме того, мама стала буфером между мной и продюсерами и вообще всеми невзгодами в широком понимании этого слова. Она жертвовала собой не раздумывая. Если бы я осталась один на один со всеми, кто меня окружал, из меня получилась бы просто кровяная котлетка. Мама — мой ангел-хранитель.
— Лариса, а когда вы выбрались из финансовой ямы?
— С деньгами на самом деле как-то долго не везло. Вокруг много процветающих коллег-артистов, а я как всегда у разбитого корыта. Но я старалась не зацикливаться на деньгах. Главное было — поправить здоровье. Я легла в больницу, подлечилась и некоторое время просто не выходила из дома.
В результате пришла в себя и еще некоторое время выступала. Тогда мои финансовые дела стали налаживаться. Наконец стало возможным вздохнуть свободно...
Однажды был мой концерт в клубе в Санкт-Петербурге. Вдруг к маме подходит администратор и предлагает: «Есть еще один незапланированный концерт. Не согласитесь ли выступить дома у очень богатого человека?» Мама удивилась: «Как дома? Нам же нужна сцена! У нас балет!» — «Не надо балета! Пусть Лариса одна приедет». Но мама сказала: «Или мы едем всем составом, или ничего не получится». В итоге принимающая сторона согласилась на наши условия.
Я не отношусь свысока к частным концертам — если ты артист, то какая разница: выступать перед стадионом или перед одним зрителем?
К тому же нам предложили хороший гонорар. В общем, поехали. Хозяин принимал нас в гостиной, где стоял большой бильярдный стол. Места было немного; мы с балетом как-то расположились вокруг этого стола, и концерт начался. Но хозяин меня сразу предупредил: «Я люблю «Да ты не смейся...», ты там такая классная, в платье с кнутом. Кстати, у тебя кнут с собой?» Я говорю: «Кнута нет...» Он огорчился: «Ну ладно, все равно спой...» И я пела «Да ты не смейся» раз семь подряд. Хозяин был просто на седьмом небе от счастья. Мы попрощались, а через месяц от его доверенных людей снова поступило предложение: «Не могли бы приехать в Будапешт?» На этот раз для выступления арендовали русский ресторан «Пушкин». На концерте присутствовали жена и сын этого бизнесмена, мы познакомились. Все было очень мило.
Через некоторое время нас пригласили выступить еще раз. Возможно, еще какое-то время я продолжала бы давать частные концерты, но до меня дошли сведения, что мой состоятельный поклонник представляет меня всем как свою любовницу, которая, помимо всего прочего, еще и поет. У богатых свои причуды. После этого мы уже больше не встречались.
— Лариса, а близкий человек у вас появился?
— После гибели Андрея сначала просто ничего не хотелось. Потом надо было выжить любой ценой, и настроение было совсем не романтическое. Дальше очень хотелось выпустить побольше песен, я практически на одном дыхании написала первый альбом, второй, третий. А это требовало сосредоточенности и времени! Плюс постоянные концерты, словом, было просто не до личной жизни.
