— Ваши коллеги, снимавшиеся в «Охоте», уходят. Какие чувства вы испытали, когда не стало Алексея Булдакова?
— Первым не стало Александра Васильева, очень светлого смешного человека, не имевшего актерского образования. Он пришел на «Ленфильм» в массовку, потом попал в групповку, потом работал в административной группе. Когда Алексей Овчаров не смог поехать в Сочи с фильмом «Барабаниада», Васильева отправили вместо него. Приз вручили Саше.
Васильев был администратором и на площадке «Охоты». С ним вышел анекдотический случай. Рогожкин попросил его отвезти макет обложки для кассеты с фильмом. Потом мы увидели, что на ней напечатано: «Автор сценария Александр Рогожкин, режиссер Александр Васильев». Так и вышла первая кассета на VHS. Мы дико возмутились. Вторая партия вышла уже с обложкой «Автор сценария и режиссер А. Рогожкин, режиссер А. Васильев». Так и осталось на всем тираже, но Саше это простили. Он был незаменимым человеком. Пришел на студию и растворился в кино. Делал все! Не покупал себе дорогих вещей, и не потому что не было денег, а потому что он старался всем помочь, все идеально организовать, а это затраты. Я видел Сашу за полгода до его смерти, он сгорел от рака. Прощание было на «Ленфильме», я пришел домой, собрался помянуть коллегу и тут же узнал, что умер Леша Булдаков. Никто из наших не смог, и я поехал на похороны один. И вот когда его поминали, выпивали, у меня вдруг как отрезало: не хочу алкоголя вообще. Сейчас я даже пиво не пью. Наверное, все эти события были подготовкой к болезни Полины. Когда узнал про несчастье, все мои коллеги на премьере «Жуков» выпивали, а я пил только кофе. Поезд был ночной, я ехал и пил воду. Потом помчался в больницу и начал ездить туда каждый день. Если бы я выпивал, то не справился бы с нагрузкой и ничего не смог.
— Вы же однажды чуть не умерли из-за алкоголя?
— В 1995 году, когда фильм «Особенности национальной охоты» получил главные призы на «Кинотавре», ко мне в течение трех месяцев подходили люди. Среди мрака девяностых появились надежда, свет. Обнимали, поздравляли, и естественно, были возлияния. На «Ленфильме» тогда в ходу была лимонная водка: ядреная — ужас! И этой водкой все чокались, и с каждым надо было выпить, я понимал, что людям нужен кусочек моей удачи, все хотят подержаться за меня, погладить. В общем, в разгар всей этой гонки у меня заболел желудок. Я сказал: ребята, все, я домой. Три дня сидел в квартире, мне было плохо. Встал попить воды, меня стошнило, и я выплюнул на пол кусок печени. По крайней мере, я так подумал. С трудом набрал номер друга, пошел ему открывать — упал. Друг вызвал скорую. Оказалось, что меня рвало не печенью, а была дырка в желудке и три дня там скапливалась кровь, этот сгусток я и выплюнул. Фельдшер, увидев такую картину, закричал, что я умираю. Но в больнице, слава богу, попался врач, который видел Кузьмича, и он решил, что меня не надо резать. Лечили в реанимации новым лекарством. Долго приходил в себя, ел только кашку, но постепенно окреп, захотелось жить. Я стал себя беречь, не доходить до крайностей. С появлением Полины делать это стало проще. Она ездила со мной, и когда все уходили в безграничное веселье, соблюдал рамки приличия — я же был с дамой, которую люблю. Мне кажется, Леша Булдаков так рано ушел из-за того, что был на Байкале один. Некому было его покормить, присмотреть.
