Сначала мы выбрали для сына десять имен: Богдан, Гордей, Савва, там еще какие-то были старорусские... Но остановились на Добрыне. Хотелось, чтобы сын стал таким — добрым. Когда мы регистрировали его, услышав «Добрыня», директор ЗАГСа всплеснула руками: «Я лет двадцать такого имени не встречала». Потом оно стало модным, сейчас в городе много Добрынь. А еще мы дали сыну двойную фамилию: Бычков-Белинский.
— Кем стали ваши старшие дети?
— Федор два раза поступал в институт, хотел стать и актером, и журналистом. Не получилось. Потом бросил технический вуз, где осваивал программирование. Сейчас работает в магазине, пишет музыку и играет в группе. У него еще не закончился поиск себя. Он медленно взрослеет.
Дочка Ася стала актрисой, окончила СПбГАТИ. Когда она училась в театральном, то тоже долго искала себя и настораживала педагогов своими нетерпением, прямотой, чрезмерно чистым отношением к театру и к себе в театре. Попав в Театр комедии имени Акимова, дочка повзрослела, у нее изменились взгляды, и у нас есть о чем поговорить. Помню, когда она поступала в институт, Полина ее спросила:
— Кого ты хочешь играть?
— Кормилицу Джульетты, — серьезно ответила Ася.
Я посоветовал ей все же думать о Джульетте.
— Добрыня хорошо учится?
— У него есть ученическое тщеславие, он старается получать хорошие оценки. Правда один раз принес пять двоек. Мы не сильно его ругали, потому что до этого было много пятерок. Сейчас у него есть компьютер, а там — друзья. Из-за того что я укладываю Полину и должен охранять ее покой, сын в своей комнате может сидеть и до двух, и до трех ночи. Я его спрашиваю:
— Теток голых смотришь?
Он пожимает плечами:
— Нет, папа.
Они какие-то другие, они все знают. Правда мы с Полиной и не скрываем ничего. Даже если хотим показать сыну взрослый фильм, с ним его сами смотрим. Он уже не из того поколения подростков, которые стесняются.
Мой сын Федор был другим. Когда мы уже развелись с его мамой, он приезжал ко мне на выходные. Однажды мялся-мялся и долго не мог мне сказать, что хочет посмотреть по телевизору программу «Девушки «Плейбоя». Потом все-таки решился. Я ответил: «Какие будут девушки на этот раз, я не знаю. Незнаком с ними. Но как только будут хорошие, я тебе покажу». И показал. Эта тяга к красоте моего сына не испортила, у него есть единственная возлюбленная.
Если говорить об Асе, я рад, что она научилась разбираться в людях. Театр — это сложный организм, там же огромное количество разбитых сердец, судеб, надежд. Кого-то это приводит в совсем нетворческое состояние. По себе знаю: пришел как-то в Театр Ленсовета, в котором до этого не был семнадцать лет. Увидел, что атмосфера и люди в театре не изменились. Кого я знал раньше, остались такими же. Они там как тараканы в банке...
Пришел в театр и начал умиляться: ой, вот крючочки меня помнят, замочек я ставил... Говорю жене:
— Я деньги получил, может, съездить купить штук триста чашек в буфет? А то там много старых, с трещинами, некрасиво как-то.
Полина спустила меня с небес на землю:
— Вить, ты хочешь, чтобы тебя возненавидели?
— Да за что?
— За твою восторженность, наивность, доброту.
