Смеясь спросил, придумали ли мы уже имя мальчику — и остроумно раскритиковал все наши имеющиеся варианты. Предложил назвать Эдуардом — хорошее же имя. Ну мы и назвали. Он радовался рождению внуков, говорил: «Чем больше, тем лучше, рожай». Правда никогда не сидел с моими детьми, не стремился деньгами помочь — я оставалась одна со своими проблемами. Но хотя бы на словах радость — уже приятно.
Рядом с Лерой он казался добрым. Элеонора придерживается общепонятных, общесемейных категорий. Продумывала дизайн их общего нового дома таким образом, чтобы могла собираться вместе вся большая семья: и ее старший сын с женой, и родители жены, и мы с мужем и детьми... Всех приглашала, тепло принимала. Ездили с Эдуардом Николаевичем за границу — она брала своего младшего сына и моих Катю с Эдиком. Лера же настояла, чтобы Успенский чаще общался с приемными дочками Светой и Ирой. Ведь они не виноваты, что отец расстался с Леной. Девочки стали приезжать в гости в Троицк, Лера и о них заботилась.
Филина и Успенский прожили вместе шесть лет. А потом грянул скандал. Он обвинял ее в изменах. Она возражала, что измен не было, но устала от его тирании и больше не могла...
Он судился теперь уже с ней — за дом в Троицке. По-моему, Элеонора получила денежную компенсацию. В подробности я не вдавалась и вдаваться не хочу.
После развода с Лерой отец настоял, чтобы я находилась при нем. Мы отправились в Германию, где он проходил курс лечения. Я слушала его «заезженную пластинку»: какая Лера плохая...
Когда вернулись в Москву, он велел мне собирать вещи и переезжать к нему насовсем. Но мой сын учился в седьмом классе — ему тоже необходимы внимание и забота.
Отец не видел в этом проблемы, сказал, что и в Троицке есть школа. Он даже не сомневался, что внук захочет переехать. Но Эдик отказался.
Некоторое время я разрывалась между отцом и сыном. Нанимали помощников. Но они рядом с Эдуардом Николаевичем надолго не задерживались — из-за его характера. Я, наверное, и нужна была разряжать эту невыносимую обстановку вокруг, делать пространство добрым, уютным. Но невозможно отдавать себя всю без остатка.
Он требовал быть с ним неотлучно. Варить кашу, разговаривать, убираться... Когда я объявляла, что должна съездить к детям, принимался скандалить, ругаться: мол, какие все негодяи и бросили его.