Плюс к этому я еще не отпустил личные переживания и чтобы забыться, начал выпивать. Мастер мне однажды сказал:
— Сережа, не спаивайте мне курс!
— В смысле?
— Я вас вижу каждый день, а других студентов через день. Но уходите-то вы вместе.
Многие «после вчерашнего» до учебы не добирались. Я же был очень ответственным: снимал загородный дом, вставал рано и тратил по два часа на дорогу. Однажды студент, живущий в общаге рядом с институтом, опоздал на пятнадцать минут на мою репетицию, и я отказался с ним работать. Мастер шутил: «Сережа всех отучил опаздывать». Вместо алкоголя я стал топить свои чувства в профессии, в результате через два года мастер впервые меня похвалил.
Возник у меня и новый роман — сблизились с однокурсницей Мариэттой Цигаль-Полищук. На лето вместе поехали в Коктебель, где отдыхала вся ее семья. Там я познакомился с Мирэль Яковлевной — ее бабушкой, художницей. Старушке запрещали пить кофе и курить, но она хитрила. Спускаюсь утром в столовую, говорит:
— Здравствуйте, молодой человек. Вы, наверное, кофе хотите?
— Наверное, хочу...
— Вон там стоят две чашечки, налейте, пожалуйста! А сигареткой под кофе угостите?
Затягивается. Тут входит Любовь Григорьевна:
— Кто тебе разрешил?
— Молодой человек угостил, не могу же я отказаться!
А вообще, она могла себе позволить что угодно, ведь была в отличной форме, даже садилась на шпагат!
Там же в Коктебеле у меня состоялся серьезный разговор с Любовью Полищук. Она спросила: «Значит, вы ухаживаете за моей дочерью?» Пригласила нас на свой творческий вечер. Посиделки дома тоже часто были похожи на выступления: когда на Любовь Григорьевну находило вдохновение, она начинала петь — все замолкали и слушали.
Любовь Григорьевна бывала у нас в институте, посещала открытые уроки, как-то присутствовала на показе «Маленьких трагедий». Она приходила, садилась в первом ряду и внимательно смотрела. Мы волновались и ощущали большую ответственность. Ни рекомендаций, ни советов не давала, говорила, что она просто зритель, а учить нас должны педагоги.
