Посмотрела этот спектакль и потеряла сон и аппетит. Это не метафора. Неделю не могла ни пить, ни есть, ни разговаривать, ходила под впечатлением. Умопомрачение. Сказала себе: «Хочу работать только в этом театре, танцевать как Константин Райкин и все его актеры». Теперь точно знаю: если очень нужно, то обязательно случится.
На последнем курсе студенты традиционно показываются в театры. И я поехала в Москву, прямиком в «Сатирикон» (к тому времени он оформился в отдельный коллектив). Играла пародии на своих школьных учителей и однокурсников, отрывок из «Живи и помни» Валентина Распутина. А потом — чечеточный номер. У меня были туфли со специальными набойками для степа. Этот номер мне поставил папа, он же степист. После показа Костя сказал: «Хорошо. А когда ты можешь приехать и вводиться в спектакль?» В Ярославль летела как на крыльях. Счастье невероятное! Причем взяли сразу в три постановки — «Избранное», «Лица» и «Что наша жизнь?», игравшая в них актриса уходила в декретный отпуск.
Но у меня впереди были еще госэкзамены. Райкин даже звонил в деканат и спрашивал, когда студентка Куделинская заканчивает учебу, а то ей нужно срочно вводиться в спектакль. Это все равно что сейчас по поводу студентки из администрации президента позвонили бы! Получив диплом, в тот же день рванула в Москву. «Сатирикон» только-только въехал в здание на Шереметьевской, еще ковры стояли в упаковках.
Тамара Дмитриевна Кушелевская, народная артистка, начинавшая еще в 1953 году в Театре миниатюр под руководством Аркадия Райкина, с которой меня посадили в одну гримерную, встретила объятиями: «Очень приятно познакомиться, не бойся, у тебя все получится. А если будут проблемы, обращайся, всегда помогу». И так друг к другу относились все артисты!
Актеры некоторых театров рассказывают, что коллеги-завистники связывают костюмы, стекла насыпают в обувь, доски на сцене подпиливают... Наверное, раз рассказывают, значит, имело место быть. В «Сатириконе» ничего подобного не случалось никогда. Коллектив был идеальный, образцово-показательный. Театр — даже не второй дом, а первый.
В десять утра начиналась танцевальная репетиция. После обеда снова репетиция, еще часа на четыре, затем небольшой перерыв. А вечером — спектакль. После него «разбор полетов». Все в театре знали: если во время спектакля в осветительской будке мечется туда-сюда фигура — это наш Константин Аркадьевич. Значит, что-то из происходящего на сцене ему категорически не нравится. Темпераментный, эмоции в себе не держит. После спектаклей всегда нас всех оставлял. И начиналось... Иногда — до полдвенадцатого ночи. Доставалось всем.
