Мне кажется, мама всегда принимала любовь мужчин. Что Витя Суходрев, что папа ее обожали. Ей нужно было поклоняться. Она думала: «Ну куда Боря денется, тем более уже дочка родилась». А вот как получилось...
Однажды мне просто объявили: «Папа ушел». Долго собирали его вещи, он заезжал за своими чемоданами. В очередной раз прихватил заодно и свою фотографию с моего стола. Когда увидела это, со мной случилась истерика: «Мам, мама! — я даже не могла выговорить слово, задыхаясь от слез. — Он, он...»
Это был настоящий психоз, меня затошнило, поднялась температура. Мама думала, что началась дизентерия. Вызвали скорую, меня забрали в больницу. Долго не могли поставить диагноз. Врачи ее спросили:
— А у вас дома ничего не произошло в последнее время?
— Мы с мужем разводимся...
— Ваш ребенок очень переживает. Это нервное.
За год до развода родителей у меня случилось воспаление легких. Теперь понимаю, что заболела от обиды, от ощущения, что никому не нужна. Так бывает у детей. Видимо, они совсем на меня не обращали внимания. А тут им пришлось хотя бы на время забыть свои разборки. Что-то между ними уже тогда происходило... Я лежала в больнице, мама сидела рядом с кроватью и читала книжку «Мы все из Бюллербю». Она до сих пор стоит у меня на полке. Забирали родители дочку вдвоем. Тогда я своей болезнью приостановила их разрыв, а во второй раз — не получилось...
Когда папа через два года после того как ушел от нас, развелся с Лейбель, он позвонил. Хотел вернуться в семью. Но мама не согласилась. Так и не простила его. Она была против того, чтобы мы общались, и категорически запретила свидания. Больше, кстати, замуж не вышла. Повторила судьбу деда — обожглась и решила остаться одна. За ней, естественно, ухаживали. Помню, приехал какой-то дядечка знакомиться.
— Якуб, — представился он.
— А я квадрат, — пошутила мама. Больше он у нас дома не появлялся.
Она увлеклась телевидением, которое стало занимать все ее время. Двадцать пять лет мама работала режиссером программы «Время», потом главрежем передачи «Сегодня в мире». Как-то увидела ее в «Останкино», даже заробела: когда она шла по коридору — черные брюки, черный пиджак — все почтительно раскланивались «Инна Алексеевна, Инна Алексеевна». Эта роль ей шла больше, чем страдательная «бесприданница». Гордая осанка, прищуренные умные глаза, властная улыбка... Мама всегда была отличницей, окончила вдобавок Институт марксизма-ленинизма.
