И вот я уже живу в интернате при балетном училище. Мама вернулась домой. Попрощались, как обычно, без особых нежностей:
— Смотри, учись хорошо, чтобы не пришлось краснеть.
— Да.
— И чтобы без взбрыков. За тобой присмотрит Клавдия Васильевна! — это была мамина тетя, бабушкина сестра. Она жила в Москве.
Про взбрыки было сказано не ради красного словца. Особым родительским чутьем мама понимала мой неоднозначный характер: с виду я тихая, а вот внутри...
Помню, за окном зима, скоро Новый год. Вся Москва в разноцветных гирляндах и огоньках, установили гигантские елки — я и не подозревала, что такие бывают. Посмотреть бы на них поближе, потрогать руками, побегать вокруг. Поваляться бы в сугробах, которых я тоже не видела — в Алма-Ате зимы теплые и бесснежные. Но за территорию интерната выходить нельзя. «Девчонки! — агитирую одногруппниц. — По какому праву нам тут что-то запрещают?! Мы что, пленники в тюрьме?! Айда со мной Новый год отмечать!»
То, что «нельзя» и «запрещено», еще и подстегивало. Никто не имеет права диктовать мне свои условия! Сама решаю, как жить и что делать. И я подговорила нескольких девчонок, мы убежали.
Манившая меня елка возле Большого театра оказалась и вправду сказочно волшебной. Прохожие несут елки и пакеты с подарками, улыбаются в предвкушении праздника. «С Новым годом!» — кричим мы, закидывая друг друга снежками. И ни у кого не возникло вопроса, что маленькие девочки делают тут, в центре города, одни, без взрослых, хотя уже темно. Впрочем, тогда время было другое и московские улицы не представляли опасности: ни преступников, ни кучи машин, ни несущейся толпы. Навсегда я запомнила эти светлые ощущения.
Но за счастье, как оказалось, приходится платить. Для меня час расплаты настал, когда вернулись в интернат. Там беглянок уже обыскались. Оставшиеся девчонки сдали нас дежурному воспитателю, сказав, что мы отправились к елкам. Быстро выяснилось, что побег организовала я. На следующий день собрали педсовет и постановили: исключить Светлану Орлову из училища!
Воспитатели припомнили и другие проступки: села на скамеечку во время занятий — болела нога. А когда потребовали встать в строй, огрызнулась: «Вот боль пройдет, встану, а пока обойдетесь без меня!» Но в балете как в армии — нужно ходить по струнке и беспрекословно подчиняться. Это не плохо и не хорошо — таков порядок. Однако моя душа не принимала правил. Промолчать я не могла, терпению научилась позже.
