Я продолжала двигаться дальше благодаря поддержке моей семьи. Жизнь в Европе меня абсолютно изменила, хотя некоторые привычки остались прежними. Например мама Алекса была поражена тем, что я вообще не пью таблетки, даже когда болею, и приучаю к этому дочь. У нас все на травах, мы не из тех, кто вечером принимает таблетку, чтобы уснуть, а утром другую — чтобы проснуться, как принято в Америке. Для них было открытием, что у меня для каждого классического заболевания типа гриппа и простуды свои рецепты.
Поражает европейцев и наша трудоспособность, они не привыкли к этому, и такой режим для них чужд. После того как я отработала в Мексике с полугодовалой малышкой, мы встретились с отцом Алекса и тот с восхищением сказал: «Ты молодец! Я узнаю в тебе себя! Даже маленький ребенок не стал помехой». Однажды, уже после нашего расставания, Александр сказал ему, что я карьеру ставлю выше ребенка, объясняя это тем, что когда мне необходимо было улететь, я оставила дочку дома.
К тому времени Анджелина пошла в детский сад, и я не могла ее взять с собой. До этого было гораздо проще — мы летали вместе. Смерфит-старший защитил меня, сказал сыну: «Когда вы были маленькими детьми, я тоже очень много работал, чтобы у тебя была такая жизнь, как сейчас. Поэтому ты получил образование в лучших университетах мира. Ты не имеешь права упрекать Викторию, что она живет не за твой счет и ничего у тебя не просит».
Дело не в том, что Алекс не давал мне денег или приходилось их просить, просто я привыкла рассчитывать на себя. Он не бедный человек, но я не могла позволить ему содержать и мою семью, оставшуюся в России. У меня есть сестра, которой стараюсь помогать, племянница, которой я оплачиваю обучение, и мама, любящая путешествовать. У нее дом в Москве, но по состоянию здоровья бывать здесь она может только летом. На остальное время я отправляю ее в теплые страны.
