— О, Димочка, были на твоем творческом вечере — ты как всегда восхитителен! Кеша сейчас не может подойти к телефону, он в ванной. Да-да, обязательно тебе наберет.
— Кто звонил? — спрашивает Быков.
— Шостакович, — отвечаю на голубом глазу.
И тут появляется голый Кеша, чуть-чуть прикрываясь спереди полотенцем, и стремительно проходит в... большой платяной шкаф. У корреспондента глаза по чайному блюдцу. Спустя пару минут дверцы шкафа открываются — Смоктуновский выходит. В розовой детской пижаме сорок четвертого размера, со встрепанной шевелюрой. Указывая рукой на гостя, сурово спрашивает: «Кто это?» Мужчина порывается встать и представиться, но «композитор» строго командует: «Садитесь!» Потом начинает рыскать по номеру: «Где? Где?» Наконец утыкается взглядом в натюрморт, висящий на стене. Протягивает руку к нарисованной груше, но достает настоящую (фрукт, понятно, был заранее спрятан за рамой) и начинает есть!
Тут в номере появляется актер Сергей Лукьянов. Он приехал повидаться с женой Кларой Лучко и с энтузиазмом принял приглашение поучаствовать в розыгрыше. Сергей и Кеша удаляются во вторую комнату — «кабинет композитора». Дверь туда открыта, и мы видим, как они, обнявшись, прохаживаются и ведут дружелюбный разговор. «Как вы думаете, — интересуется Кеша, — мода на «ленинградские галстуки» как-то связана с противостоянием Марса?» Сережа ему что-то отвечает, Кеша не соглашается, спорит, потом они начинают кричать друг на друга, слышится звук пощечины. Через мгновение в гостиной, держась за щеку, появляется Лукьянов:
— Нина Федоровна, ему нужна помощь. Звоните в неотложку!
Я, вся в образе, начинаю рыдать-причитать, слезы льются из глаз сплошным потоком:
— Нет! Ему нельзя в больницу!
В этот момент из кабинета выходит Кеша, уже совершенно невменяемый, и выставив вперед руки, направляется к фотокорреспонденту с явным намерением задушить. Скашиваю взгляд на бедолагу: тот сидит белый как полотно, на виске — струйка пота. Юматов шепчет «Пора!», и гость срывающимся голосом заводит сразу припев: «Комсомольцы — беспокойные сердца, комсомольцы все доводят до конца...»
Кеша застывает в полуметре от певца — все в той же розовой пижаме — и слушает, склонив голову на плечо. Жора шепчет фотографу: «Давай неаполитанскую!» Под конец первого куплета «Санта Лючии» Кеша расцветает благостной улыбкой, целует исполнителя в макушку и восклицает: «Карузо!»
