Многие одноклассницы встречались с парнями постарше — тех уже в армию забирали. Сколько по этому поводу было разговоров! А мне опять обидно, что не за кого переживать. И вот однажды весь двор провожал юного солдатика. Видимо, его тоже было некому ждать «на гражданке». До этого мы толком не общались, а тут он говорит:
— Ты мне будешь писать?
Я обрадовалась:
— Конечно!
И действительно переписывались, он иногда даже мне звонил — часами висели на проводе. Но через несколько месяцев заскучала: это сколько же еще его ждать? Состариться можно!
Моего первого поклонника папа спустил с лестницы: посчитал, что я слишком мала для того, чтобы с кем-то встречаться. Когда исполнилось четырнадцать, за мной стал ухаживать парень лет на пять старше. На улицу меня по-прежнему выпускали строго до девяти вечера, не разрешали никаких ночевок у подруг. В День города нам хотелось погулять подольше, и ради этого я предложила родителям познакомиться с моим молодым человеком. Папа отсутствовал, а мама впустила его домой и устроила настоящий допрос: «Кто? Откуда? Какие виды имеешь на дочь?» Я думала, что сгорю со стыда, хотя сейчас понимаю, что все было правильно. И мама дала добро на лишний час прогулки под луной.
А потом родители же нас и разлучили. Папа начал работать в Москве в строительной фирме. В первое время навещал нас по выходным, а однажды сообщил, что мы всей семьей отправляемся в столицу. Моему возмущению не было предела: тут все мои друзья, первая любовь! И я сбежала из дома. Думала, переждем до утра в парке на лавочке. Но хватило меня ровно до двенадцати ночи, да и парень дал понять, что с моим планом не согласен. Приползла домой с радикально поджатым хвостом — у подъезда стояла мама, сурово сложив руки на груди. Быстренько загнала в квартиру, заставила собирать вещи — и на следующий день нас уже встретила Москва. А там — магазины, проспекты, первый Макдоналдс... По Антрациту я тут же перестала скучать.
Жили на съемной квартире в районе Очаково-Матвеевское, там я оканчивала последние два класса школы. Конечно, папе в фирме обещали, что получит квартиру, когда построит пару-тройку домов, на что и был расчет... Но он не оправдался — пришлось со временем жилье самим покупать.
Долго не могла привыкнуть к московским расстояниям: в основном курсировала между школой и домом. Однажды с мамой поехали на рынок, я устала и вернулась одна. Как на метро и автобусе добраться, помнила, а когда вышла на остановке, вдруг поняла, что все дома вокруг одинаковые. И я не знаю, какой из них наш! Два часа мыкалась на морозе — мобильных еще не было, а у прохожих спрашивать адрес боялась, потому что мама с папой запрещали общаться с незнакомцами. У меня же еще был жуткий украинский говор, и родители очень переживали, что его смогут услышать, спросят паспорт, а в нем нет прописки. В общем, тогда дом нашла по наитию — приползла с замерзшими слезами на щеках и чуть ли не с сосулькой на носу.
Пришла пора поступать в институт, но в семье всегда считали мое увлечение театральными студиями несерьезным. Во мне легко посеять зерно сомнения. Уже стала присматриваться к техническим вузам, когда в гости приехали крестные и сказали: «Зачем отказываться от мечты? Не попробуешь — не узнаешь, может ли она сбыться!» Я решила рискнуть. И поступила в Школу-студию МХАТ! Слышала, что там самая сильная школа, правда театральная, а к сцене я никогда не тяготела — сразу была нацелена на кино. Поэтому, получив на первом курсе предложение сыграть в «Марше Турецкого-3», радостно согласилась.
