Моя подруга, одноклассница и тезка Милка Крымская-Алешина — мы общаемся и сейчас, когда речь как-то зашла об Ахметове, заявила:
— Всем казалось, у вас такая любовь и он никому тебя не отдаст!
Я улыбнулась:
— Мил, да какая любовь, мы были совсем детьми!
И это правда. Помню, сидим за учебниками, вдруг в комнату заходит мой маленький племянник Игорек, и они с Русланом давай возиться, драться подушками, щекотаться! Ахметов улучит минутку и меня в их кучу-малу вовлечет, при этом обнимает, прижимает к себе. Как будто в игре, в шутку. И вдруг поцелует в щеку. Вырываюсь из его цепких рук, смеюсь, прогоняю обратно к цифрам и алгоритмам:
— На носу экзамены — а ты опять баловаться?!
— Нет-нет, вперед — к знаниям! — хохочет он.
Конечно, Ахметов был настроен не только на математику. Однажды отлупил парня с соседней улицы, кстати грузина, которого угораздило пойти провожать меня из школы. Я многим нравилась, ухажеров хватало. Руслан со своим южным темпераментом бесился:
— Зачем на него посмотрела?! Тебе он нравится больше, чем я?
— Ты мне не муж, чтобы указывать!
Смех смехом, а на восемнадцатилетие он подарил мне серебряную ложку с выгравированной надписью «Руслан + Людмила». На следующий день, гуляя, проходили мимо ЗАГСа, Ахметов схватил меня в охапку и буквально затолкнул внутрь. Чуть не сбили с ног сотрудницу, она говорит: «Если вы заявление на регистрацию брака подавать — дверь вон там».
Отбиваюсь от Руслана:
— С ума сошел — у меня и паспорта с собой нет!
Он хохочет:
— Ладно, но в следующий раз захвати обязательно!
Вечером угораздило рассказать об этом эпизоде маме. Она шутки не приняла, спрятала паспорт куда подальше. «На всякий, — говорит, — случай. Мало ли что у него на уме!»
Руслан ей заметно не нравился. Считала, что не пара дочери: слишком простая у него семья. А моя мама — из дворянского рода Сысоевых и страшно этим гордилась! К тому же жена, пусть и бывшая, начальника — папа занимал высокую должность в тресте благоустройства города и прилично зарабатывал.
Интересно, что это она решила развестись с отцом. Заявила однажды: «Ванька, не хочу и не буду с тобой больше жить!» Папа застыл в немом вопросе. «А нипочему», — мама в объяснения не вдавалась. И он ушел. Присылал каждый месяц две тысячи рублей на содержание. Значительная по тем временам была сумма, и мы нужды ни в чем не знали.
Так же категорично мама запретила мне «идти в искусство». Девочкой я занималась в известной в Москве школе танцев Леонида Семеновича Школьника. Мы танцевали под эгидой балетной труппы Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Ко мне подходили режиссер и художественный руководитель, предлагая поступить к ним в коллектив, а когда окончу школу, то и в театральное училище. Но «Екатерина Великая» (так маму называли за суровый нрав близкие), считавшая, что приличных женщин среди артисток нет, выбора не оставила: «Этих нам в семье не надо!»
