— Алла Борисовна, вы помните наш выпуск?
— Федечка, родненький, конечно помню! Мне впервые доверили председательствовать, вы были у меня первыми! Великолепный курс!
По окончании института часть из нас стала актерами труппы нового молодежного театра. Местное начальство выделило заброшенное здание в городском парке, мы его восстановили собственными силами, Владимир Васильевич Бугров отдал списанную из института осветительную аппаратуру, мы начали играть спектакли. Через какое-то время стали конкурировать с другими театрами, о нас писали газеты, публика валом валила. Помню, за одну роль меня даже премировали турпоездкой в Венгрию.
Все это время Ириша находилась рядом. Несмотря на то что мы были официально расписаны, в общежитие ее вместе со мной не поселили, привели убийственный аргумент: «Вы не являетесь студенткой». И тогда она устроилась в институт мыть полы, заработала право находиться с мужем на законных основаниях. Поскольку жена — человек прямой, в какой-то момент вступила в конфликт с главным бухгалтером Воронежского института искусств. Повод уже забылся, но с ней обошлись нехорошо: задним числом состряпали бумагу о том, что она прогуляла работу, хотя жена драила полы каждый божий день, и уволили. Тогда Иришка устроилась в Дом быта вязальщицей, освоила машины и обвязывала пол-общежития, многие носили ее шапки, шарфы, жилетки. Позже она сама поступила в Воронежский институт искусств на актерский факультет, но вскоре поняла: это не ее, перевелась на режиссуру и окончила как режиссер массовых действий.
Все семейные заботы жена взвалила на свои плечи. Я дома хронически отсутствовал, пропадал на репетициях, спектаклях, мотался с гастролями по колхозам. Не случись рядом такой женщины, ничего бы не достиг, не было бы сегодня артиста Федора Добронравова. И я, и дети всегда прислушивались к ее мнению, потому что наша мама — самый строгий, но и справедливый судья. Если ей что-то не понравилось, не промолчит, честно скажет: это было плохо. Но уж когда похвалит, можно быть абсолютно уверенным, что не лукавит, твоя работа удалась. Иришка — прирожденный лидер, никогда не впадала в уныние, экзальтацию, стиснув зубы, решала проблемы. И мне это нравилось и нравится по сей день. Рад, что в семье есть режиссер, начальник, которого должен слушать. Есть мужчины, которые идут в бой и ведут за собой остальных, но я не такой.
Молодежный театр просуществовал три года. А потом у нашего худрука Владимира Степановича Сисикина обострился тромбофлебит, он перенес тяжелую операцию, ему ампутировали ногу. Работать больше не мог. Так мы остались без режиссера, без лидера. Надо было что-то предпринимать. В тот момент, на наше счастье, на гастроли в Воронеж приехал театр «Сатирикон». И мы упросили Константина Аркадьевича Райкина прийти к нам на показ. Надо отдать должное — отыграв спектакль, он приехал в театр и смотрел нас до четырех утра. Меня, Сережку Дорогова, Саньку Журмана пригласил в Москву: «Мне вы нравитесь, но надо показаться худсовету». Слухи в провинциальном городе разносятся быстро — о том, что мы показались Райкину, тут же узнали в дирекции и всех нас как предателей выселили из общежития.
