Когда мама вышла замуж за Ардова, они первое время ютились в крошечной комнатке коммунальной квартиры на первом этаже, на улице Садовники. Однажды в отсутствие отца туда зашли его приятели Лев Никулин и Валентин Стенич. Уселись на диван и пустились в разговоры с моей мамой. В это время распахнулась форточка и в комнату всунулась чья-то голова.
— Простите, вы не знаете, где здесь помойка?
— Вот! — воскликнули одновременно писатели и указали друг на друга.
Потом отец приобрел квартиру в писательском доме в Нащокинском переулке. Надо было срочно внести за кооператив большую сумму. Деньги появились неожиданно. Мама играла, и весьма хорошо, в покер. Ставки были приличными. Однажды ее партнером за карточным столом оказался Дмитрий Шостакович. Маме везло, а ему нет. Она выиграла крупную сумму. Так что родительская квартира была куплена, можно сказать, на деньги композитора.
В Нащокинском их соседом был Осип Мандельштам, они с женой Надеждой Яковлевной жили этажом выше. Бывало, когда Мандельштам вел к себе на пятый этаж какого-нибудь гостя, он по дороге звонил в нашу дверь. Если открывала мама, говорил: «Здесь живет хорошенькая девушка». Потом раскланивался и шел дальше.
Меня из родильного дома привезли в октябре 1937 года в другую квартиру — в Лаврушинском переулке. Илья Ильф, который дружил с папой, зашел к нам, увидел какую-то немолодую женщину и подумал: «Какая строгая у Виктора теща!» А это была Анна Ахматова.
У Алеши была верующая бабушка, мать Владимира Петровича. Его покрестили во Владимире, где он и родился. По желанию бабушки назвали Алексеем в честь Александра Невского, которого незадолго до смерти постригли в монахи и дали имя Алексей.
Через год после моего появления на свет родители еще раз поменяли место жительства. Они переехали на Большую Ордынку, в ту самую квартиру, которая благодаря Анне Ахматовой стала впоследствии называться легендарной. Так сложилось, что она жила у нас чаще и дольше, чем у себя в Питере.
Помнится один случай, это было еще в квартире на Нащокинском. Анна Андреевна впервые поселилась у моих родителей, они изнемогали от почтительности. Но моему отцу, человеку живому и остроумному, такая атмосфера была противопоказана. Однажды вечером папа с мамой куда-то собирались. Ахматова сказала:
