— А это где? — спрашивала она, листая сценарий.
— Вот здесь, — терпеливо показывал ей Алеша.
— А это что?!
— Ну, это...
Я стал смеяться, потому что все происходило точно так, как с нами, когда мы писали сценарий.
Вдруг я заметил лежащую на столе фотографию. Стоит Раневская, а перед ней министр культуры Фурцева — и смотрит на нее с собачьей преданностью.
— Фаина Георгиевна, на этой фотографии Фурцева играет лучше, чем вы!
— Ой, я ей так благодарна, так благодарна, — стала рассказывать Раневская. — Когда приехала из Парижа моя сестра, Фурцева помогла ее прописать в моей квартире. Но она совершенно невежественный человек. Я ей позвонила: «Екатерина Алексеевна, вы мой добрый гений!», а она ответила «Ну какой я гений. Я скромный советский работник!»
В фильме «Три толстяка» есть персонажи, которых нет в книге. Вдова Юрия Олеши дала нам пьесу мужа на этот сюжет и какие-то наброски сценария. Оттуда появился генерал Караска, которого исполнил Павел Луспекаев. Боря Ардов сыграл капитана Бонавентуру. Алеша был не только режиссером картины, он блестяще сыграл канатоходца Тибула и сам прошел по проволоке, натянутой между домами, без дублера.
...О том, что Алеша ушел из жизни, мне сообщила Гитанна. Позвонила и сказала, что он заснул и больше не проснулся. В последний раз мы встретились недели за три до его смерти — в больнице. Он увидел меня, оживился. Но был таким необыкновенно бледным, что я понял: дело плохо...
Я был отчасти подготовлен к его уходу, Алеша долго хворал, и все равно меня не покидает чувство огромной утраты. Мой брат был человеком очень требовательным к себе. Ему присылали на дом огромное количество сценариев, но он соглашался только на те фильмы, герои которых были ему по душе. Никогда не снимался в плохих картинах.
Алеша был знаменит, востребован и награждаем. Но всего этого могло и не быть. В 1950 году министр госбезопасности Абакумов написал письмо Сталину о необходимости арестовать поэтессу Ахматову. Если бы Сталин согласился с Абакумовым, арестовали бы не только Ахматову, но и моих родителей, и Алексея. Неизвестно, как бы сложилась его судьба...
Что было бы? Я задавал этот вопрос брату. Он долго молчал, а потом ответил словами Пушкина: «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».
