— Николай Афанасьевич, подпишите письмо в защиту Изотова.
Он тут же подписал. А Лева вдруг зло сказал:
— Это ты его посадила... Бросила его!
Тут же парировала:
— Да-да, конечно я. А ему только вчера два годика исполнилось.
Крючков Полякова знаком остановил, мол, не болтай ерунды. Потом с этим письмом стояла у кассы, где актеры получали зарплату, все подходили и подписывали. А вот Нонна Мордюкова отказалась: «Не подпишу, и все!» Не говори мне, мол, даже о нем. Я ходила к Рыбникову и Аллочке Ларионовой, рассказала им, что Нонна отказалась. «Инга, не волнуйся, — сказала Алла. — Завтра буду в театре, упрошу. У нее, наверное, что-то дома случилось, настроение плохое». Но потом перезвонила и сказала, что Мордюкова своего решения не изменила.
Я все время вспоминала слова Левы, они больно задели. Может, он прав? Чувствовала свою вину за все, что происходило. Если бы я не встретила Юру, мы бы не развелись никогда, не было бы и истории с долларами. Так бы и жили. Мы в ответе за тех, кого приручили... Это правда. Эдик ведь жизни совсем не знал. От мамы перешел ко мне, от меня к Ире. «Да ла-а-адно...» — вот его девиз...
Мы с его матерью ходили в квартиру Эдуарда и Ирины. Анна Иосифовна открыла дверь своим ключом. Нам нужно было собрать документы, вещи и передать в тюрьму. Я не удержалась и спросила: «Анна Иосифовна, вас теперь устроила невестка? Вы ведь всю жизнь мечтали о другой...» Она промолчала. Потом я ездила на киностудию получать по доверенности деньги Эдика. Незадолго до случившегося он сыграл в картине Райзмана «Время желаний». И по-моему, блестяще.
На суде выступил Олег Стриженов. Он говорил так, что многие в зале плакали: «Это недоразумение, ошибка. Эдуард Изотов — великолепный актер, его ценят зрители, он никогда не говорил о валюте, только о творчестве!» Эдик сидел за решеткой такой же белый, как его свитер, по бокам стояла охрана с оружием. Судья зачитал приговор: Изотову дали три года, скостив всего шесть месяцев. Благодаря хлопотам Стриженова Эдика не этапировали, а оставили в Москве, в Матросской Тишине.
Кого-то испытания делают сильным, а кого-то ломают. Эдик — из последних. Он никак не мог приспособиться к тюремной жизни: вздрагивал от лязга ключей в двери камеры, от громкого окрика конвойного. Все думал, что вот-вот зазвенит колокольчиками Старичок-Боровичок, окликнет: «Иванушка» — и кошмар развеется как в сказке... На свидание к Эдику мы ходили с Олегом Стриженовым. Они дружили, Олег с Лионеллой были на крестинах нашей внучки Диночки, подарили ей серебряную ложечку. Дина родилась, когда Эдик был уже в тюрьме.
