Зина до двенадцати лет жила в Краматорске, с отцом не общалась и отвыкла от него. Да она его фактически и не знала. Думаю, Майя запретила ему появляться в жизни дочери. Позже, когда мы уже все вместе обосновались в Москве, я спросила ее, почему бы не пригласить Толю на день рождения Зины. Сестра отрезала: «Не надо!» Но в одном из своих последних интервью с уважением сказала: «Мой первый муж Анатолий Ниточкин очень хороший кинооператор и режиссер. Он делает свое личное кино». К слову, Ниточкин работал с Данелией над фильмами «Путь к причалу» и «Сережа», потом поставил несколько картин как режиссер.
Много позже Толя все же появился в их доме, принес сестре гонорар за фильм — три тысячи рублей. Сказал, что это для Зины. Майя спросила у дочери, что ей купить, та ответила: «Мама, возьми эти деньги на квартиру». Ей, конечно, купили обновки, но основная сумма действительно пошла на двухкомнатную квартиру в кооперативном доме кинематографистов на той же улице Черняховского.
В какой-то киношной компании Майя познакомилась с Алешечкой Габриловичем и буквально потеряла голову. Она считала его своей первой настоящей любовью, а он был наповал сражен ее невероятной заботой. После первой ночи, проведенной вместе, она в шесть утра убежала на съемки. Когда Леша проснулся, на стуле висела выстиранная и выглаженная рубашка, на столе стоял завтрак, накрытый салфеткой. Рядом лежала записка: «Я тебя люблю. Спасибо за все».
Когда Габрилович привел Майю к себе домой, чтобы познакомить с родителями, те уже сами узнали — и что разведена и есть дочь Зина, и что приехала из провинции. Нина Яковлевна, его мама, сразу сказала сыну: «Краматорск какой-то! Она старше тебя и с ребенком».
Я тогда поступила в институт и жила у сестры, ночами делала чертежи. А Майя с Лешей приходили поздно и с компанией, накрывали в большой комнате стол. Шум, гам! Все поедят, выпьют и давай песни петь. А окна летом были настежь открыты — жили нараспашку. Во дворе говорили: «О, поют! Значит, у Булгаковой опять гулянка». А я в это время на кухне перед ватманом стою — завтра работу сдавать.
Майя и Леша часто брали меня с собой на футбол. Я замечала, как мужчины оглядывались сестре вслед. Габрилович все время ревниво ее одергивал: «Ты моя! Зачем смотришь в другую сторону?!» Это была сумасшедшая страсть. Уезжая, он писал: «Машка, родная, не забывай меня, не шляйся по мужикам. Запомни это! Я понимаю, как тяжело приходится одинокой женщине, да еще с таким необузданным темпераментом, как у тебя. И все же советую потерпеть». А за ним летело другое страстное письмо: «Манька, я очень по тебе соскучился. Очень хочу тебя... видеть. Извини за пошлость, но это так. Очень скучаю без тебя и все думаю, как дальше сложатся наши с тобой отношения».
