Маша как умная и красивая женщина предпочитала в компании молчать. Иногда что-то меткое бросит и снова молчит. Я ее звала Старухой Изергиль. Внешность принцессы, а мудрость женщины в возрасте. Я на себе этот метод проверила, но молчать мне противопоказано, такое насилие над собой!
Помню, приходят они к нам в гости. Виташа после очередного спектакля, уставший, с очень красным лицом. У него было повышенное давление, но он всегда оживлялся, когда видел нашу внучку. Ложился на ковер, а маленькая Маша принималась по нему ползать. Соломин был в восторге: «У меня уже тоже внуки родились. Но девчонки — это же класс!»
Как-то сидели вчетвером у нас дома. Я спросила Виталика:
— А какими мы будем в старости?
— Светку я вижу на русской печке, цветами разрисованной, с рюмочкой в руке. Она лежит за занавесочкой, иногда выглядывает и восторженно говорит: «Ребята, я вас всех люблю!» И тут голос Оксаны раздается: «Мамо, закройте штору!»
— А ты?
— А я сижу возле печки на горшке в треухе и валенках. И совершенно забыл, зачем я сел.
Все захохотали. Я продолжаю:
— А Саша каким будет?
— У-у-у, Саша у нас в песочнице на деревянном коне скачет с пикой.
— А Маша?
— Манька лежит на раскладушке и слушает музыку из фильма «Эммануэль».
Такие вот портреты наши Виталик нарисовал...
Саша приучил меня к тому, что в нашей компании никогда не было «нужников». Как говорили тогда о начальниках: «Он нужный человек, пригласим его». Мой муж никогда не был занят у Соломина в спектаклях. Так что Виталик был не «нужником», а большим другом. Они вместе, кстати, и ушли из Малого театра в «Моссовета».
В театре появился Владимир Андреев, его назначили на новую должность главного режиссера. Сашу попросили зайти в кабинет Андреева.
— Дело в том, что на вас, Александр Александрович, пришла анонимка, — Андреев достает листок из конвертика и начинает читать вслух: — Артист Александр Голобородько положительных героев играет, а на самом деле как только его жена уходит, он водит к себе любовниц!
В кабинете повисла пауза. Саша спросил:
— А зачем вы это читаете мне?
— Ну, чтобы вы знали... А хотите, я его порву?
Андреев рвет конверт, при этом само письмо падает в верхний ящик стола.
— А-а-а, — говорит Саша. — До свидания.
Мы тут же написали заявления об уходе из театра. Царев даже не взял бы такую грязь в руки, выбросил бы анонимку в урну или сказал своему референту Адель Яковлевне: «Уберите!»
Михаил Иванович вызвал Сашу и меня. Сидел, долго смотрел на нас, а потом произнес: «Ну что хочу сказать, Сашенька... Хороших артистов много, но хороших артистов и хороших людей почти нет. Мне очень жаль, что вы уходите... но я препятствовать не буду». Когда мы вышли, у мужа были слезы на глазах.
