Чаще всего наши занятия чтением кончались моими слезами и его стоном: «Боже, она тупая! Для кого я собирал библиотеку?!» В такие моменты вмешивалась мама. Разводила нас по разным углам, тихонько беседовала с каждым, и через некоторое время я взбиралась к папе на колени и мы одновременно вздыхали. Каждый горевал о своем: я — о загубленных часах, которые можно было потратить на игры, а он — о напрасных попытках прибавить мне хоть сколько-нибудь интеллекта.
Отец никогда не повышал голоса, ну, кроме двух-трех раз. Один из них запомнила на всю жизнь. Когда мне исполнилось одиннадцать, умерла Леля. И меня, чтобы немного развеялась, отправили с тетей в Ленинград.
Некоторое время спустя стало известно, что папа приезжает на день на «Ленфильм» и надо встретить его на вокзале. Мы с тетей боялись опоздать, поэтому пришли задолго до прибытия «Красной стрелы». Сидим в зале ожидания, вдруг слышим шум: все встают и поворачиваются в сторону дверей, в которых появился отец. Он растерянно оглянулся, чтобы пропустить тех, кого так торжественно приветствует народ. Но кто-то сказал:
— Борис Петрович! Это мы вас увидели.
Папа совсем смутился, покраснел и забормотал:
— Спасибо! Спасибо!
Схватив меня в охапку, он быстро пошел к выходу, где его ждал ленфильмовский газик. Но толпа с возгласами «Борис Чирков! Это же он, смотрите!» и там его настигла. Все просили автографы. А я громко объявила:
— Это мой папа!
Побелев от гнева, отец встряхнул меня за плечи и страшным голосом сказал:
— Не смей! Никогда, слышишь?
Целый день со мной не разговаривал. Урок на всю жизнь...
Кинодраматург Галина Шергова рассказывала один случай. Мы отдыхали вместе семьями на море. Папа пошел купаться в шторм. Вдруг кто-то рядом закричал: «Помогите, помогите!» Все бросились на выручку. А в это время отец неподалеку тоже стал тонуть. Но он молчал. К счастью, мимо проплывал спасатель, который помог ему. Потом папу спросили:
— Борис Петрович, а вы-то что не кричали?
— Да неудобно как-то...
Его скромность была не напускная. Он принципиально в метро никогда не садился — ведь рядом стоят женщины. Для него было естественным войти в лифт и снять шляпу, если там ехала дама, стоя слушать молодого человека, подать ученице пальто и не позволить себе грубостью ответить на грубость. Он был интеллигентом в первом поколении.
Городок, где отец вырос, находился неподалеку от Вятки, название его происходило от «ноля» — Нолинск. Там даже железной дороги не было. В один из дней в реальное училище пришли из общества трезвости, где играли агитационные спектакли, и спросили:
— Кто лучше всех подсказывает?
— Чирков!
И его сделали суфлером. Но папа так увлекся, что на первом же представлении вылез из будки наполовину и сам стал подыгрывать. Юные актеры выступали по всей губернии — грузили на сани два мешка пельменей и отправлялись на «гастроли». Полтора-два года это продолжалось.