Просила прощения у Марии Владимировны за то, что я его оставила. Потому что она говорила: «Если б вы не разошлись — он бы не умер». Она на меня обиду держала.
В тот период я тоже очень тяжело болела, это длилось восемь лет. Маме даже сказали перед очередными новогодними праздниками: «Возьмите ее из клиники, может случиться, что это ее последний Новый год — совсем плоха». Я счастлива, благодарна Господу за все, включая болезнь, которая привела меня к Нему.
Начала ходить в храм. Такие были чудеса! Это происходит, когда открываешь сердце Богу. Он посылал людей удивительных — они возникали в моей жизни словно по волшебству. Говорю себе, что две жизни прожила: до встречи с Господом и после его чудесного обретения. Сейчас эта вторая жизнь у меня счастливая, грандиозная. С прекрасным мужем, с Богом в сердце. Как я могу две эти жизни сравнивать, судить, «что было бы»?
— Мама Андрея Миронова была человеком жестким. Вы изменили бы что-то в ваших отношениях с ней?
— Мне нечего менять. У нас были прекрасные отношения. Я за Марию Владимировну молюсь. И понимаю гораздо лучше теперь, в своей старости. Очень ее уважаю и жалею. Пережить то, что пережила она! Похоронила мужа, сына, осталась одна старушкой больной. Вот у меня сейчас проблемы со здоровьем, но есть заботливая дочь, внук, муж — он ухаживает за мной бесконечно. А она осталась вообще одна в этом мире. В их квартире все стены были в фотографиях, Мария Владимировна перевезла туда гримировальный стол сына. Висел его костюм, разорванный на груди, именно в нем Андрей упал на сцене.
Когда Марии Владимировне стало плохо, ее отвезли в больницу. Лежала, понимая, что умирает, а рядом нет сына. Пробыла там несколько дней, и ее не стало. Страшно даже представить, о чем она думала в последние часы. Как это горько, как быстро все уходит. Кстати, Таня Егорова также бывала у Марии Владимировны, заботилась о ней. И собирала материал для своей книги.
— Ваших родителей тоже уже нет, расскажите о них.
— Они были удивительными. Оба красоты невероятной. Папа — член-корреспондент академии архитектуры, профессор, доктор наук, известный на Западе. Он воевал. Обожал меня, учил с двух лет музыке, живописи, восприятию красоты.
А мама приучала к труду. Она была актрисой Театра имени Гоголя. У родителей всегда горел свет. У мамы в ее спальне, у папы в кабинете — по ночам он работал, писал. А мама шила и вязала. Дома имелась коллекция симфонических, фортепианных произведений. Папа включал проигрыватель, ставил меня, кроху, на кресло, красное, финское, он его с войны привез — и говорил: «Руководи». То есть «дирижируй этой музыкой». Давал свою колонковую кисть, и я начинала «руководить» воображаемым оркестром. В шесть лет знала некоторые произведения Чайковского, Бетховена, Моцарта. Фантазируя, рассказывала папе, о чем эта музыка: борьба добра со злом и побеждает обязательно добро.
