— Было ли ваше расставание с Андреем Мироновым ошибкой?
— Я думала над этим и думаю сейчас. С точки зрения христианской, когда есть ребенок... да и вообще, жена не имеет права разрывать брак.
Я никогда не писала стихов, а тут вдруг после расставания с Андреем как-то вечером из меня буквально полились стихотворные строки — только успевала записывать. За полтора часа родилось семь стихотворений. Вот одно из них:
Так больно все, что мне сулишь, —
И моря блеск, и шум прибоя.
Когда о сыне говоришь —
Я слышу все совсем другое.
Я слышу: мерные часы
Пробили полночь нашей встречи.
И я должна себя гасить,
Как елку дома гасят дети.
Как-то Андрей пришел, я почитала ему эти стихи. Он удивился: «Ты пишешь одно, а делаешь другое! Не прощаешь, не принимаешь назад!»
— Его вторая жена Лариса Голубкина не слишком лестно о вас отзывалась все эти годы. А вы как к ней относитесь?
— Я уважаю его брак — больше мне сказать нечего.
— Вы знали, что у него слабое здоровье?
— Да — заболевание лимфатической системы и соединительной ткани. Два раза в год, в марте и августе, температура в течение часа могла подняться до 41 и упасть до 34—35 градусов, он начинал терять сознание. У своего врача лечился пятнадцать — семнадцать лет и не вылечивался. Надо было менять доктора. Академик Коновалов предлагал ему операцию аневризмы, но Андрей отказался.
Предчувствия меня посещали страшные, за несколько лет до его ухода видела сны, будто его хороню. Однажды так рыдала во сне, что проснулась с надорванным горлом.
— Расскажите, пожалуйста, о черном для вас шестнадцатом августа 1987 года.
— Это были гастроли нашего театра. Так вышло, что все собрались в Риге: мы с Машей, Лариса с дочкой, Мария Владимировна. Андрей жил с матерью. Все словно предчувствовали трагедию и приехали проститься. Ему было сорок шесть. Посмотрите на фото последних дней — усталый измученный человек. Будто из него все силы выпили. А некогда белоснежные волосы одуванчика стали темно-бурыми.
Моя приятельница, поэт невероятного дарования Александра Васильевна Очирова — она знает нашу с Андреем историю — написала потрясающие строки. Как бы монолог от имени Миронова, его посвящение дочери. Чудное стихотворение.
Мария, девочка моя,
Как все по жизни наболело.
Зовет в бессмертие меня
Душа, уставшая от тела.
Оставить смысл своей любви,
Чтоб к ней прийти на покаянье.
Чья жизнь была в моей крови —
Мое последнее желанье.
Чтоб, встретив с ней последний час,
В ней повториться вечным эхом
Как измереньем слез и смеха
И всем, что было лучше нас.
«Мария, девочка моя, как все по жизни наболело», — он так и говорил буквально за месяц до смерти. Маше было тогда четырнадцать.
Просила и сейчас прошу Господа простить меня за Андрея. Вся ситуация вокруг него — трагедия. И наш развод, и его смерть.
