А тут пошли репетиции. В театре решили поставить спектакль по пьесе Иона Друцэ «Именем земли и солнца». Равикович играл учителя, я — школьницу. Однажды прихожу в трикотажной полосатой кофте с пуговкой. Равик, как потом рассказывал, не мог отвести взгляда от полосок, расходящихся на моей груди. Они произвели на него неизгладимое впечатление. Вдруг прямо на сцене Равикович сделал сальто! Все ахнули. А я не догадалась, что этот «подвиг» он совершил, чтобы покорить меня.
Равик влюбился! В одно мгновение вся его устоявшаяся жизнь — карьера, семья, налаженный быт — полетела к чертовой матери. Он ругал себя последними словами, утешаясь в своих длинных внутренних монологах только одним: «Это же временно, этим просто надо переболеть, как скарлатиной».
Он говорил себе, что смешон в роли ухажера, что никакой надежды на взаимность нет: «Ты стар, коротконог, у тебя лысина просвечивает. В отцы ей годишься!» И действительно, ему сорок один, мне девятнадцать. Разве это дело?
Анатолий Юрьевич так отчаянно боролся с нахлынувшими чувствами, что старался найти во мне изъяны. «Да она же пьет!» — убеждал его внутренний голос. Надо сказать, что на театральных банкетах я действительно эпатировала публику. Могла набрать в рот водки, прополоскать ею горло, а потом проглотить не поморщившись. И это с моей ангельской внешностью!
Но после спектакля Равикович забывал обо всех своих «тренингах». Он быстро разгримировывался и, прячась за строительной будкой на колесиках, ждал, когда я выйду из театра. Часто меня встречал Рома. Равик наблюдал из укрытия, как мы целуемся и спешим домой. Он шел по другой стороне, маскируясь за деревьями, и занимался самобичеванием: «Ну что, придурок, куда тебя несет нелегкая?» Но ничего поделать с собой не мог. Ему хотелось меня видеть, общаться, быть рядом.
Я не сразу заметила слежку. Но однажды узнала знакомые туфли, торчащие из-под строительной будки. Равик верно дежурил на своем посту. В тайных провожаниях прошло месяца два. Он вел себя как робкий мальчишка, и это было для него так нетипично. Равикович был известным бабником...
В августе все собрались на открытие сезона. Завтруппой позвала меня в кабинет. «Ира, вы будете играть Бетан в «Малыше и Карлсоне, который живет на крыше». Какое счастье! Это была феерическая постановка с Алисой Фрейндлих и Равиковичем в заглавных ролях. Сбор труппы проходил на Малой сцене. Я устроилась в последнем ряду и стала учить свой текст, совершенно не вникая в то, о чем говорит на сцене Игорь Петрович. Вдруг меня кто-то толкает локтем: «Ира, ты что? Про тебя же!» Подняла голову на последней фразе главного режиссера: «Галя Никулина заболела. Вместо нее сегодня вечером будет играть Мазуркевич».
Речь шла о спектакле «Интервью в Буэнос-Айресе» — единственном в репертуаре, который я еще не успела посмотреть. Главную роль играл Владимиров, в остальных заняты все звезды театра: Фрейндлих, Боярский, Дьячков. Началась репетиция. Мне стали объяснять, что и когда говорить, откуда выходить. А роль-то большая! Как я на это решилась, до сих пор не понимаю...
