Жили трудно, иногда даже бедно, но не завидую тем, кто с детства купался в роскоши. Да и нет среди моих друзей таких людей. Да, были Пицунда, писательские заказы, кооперативный дом у метро «Аэропорт». Но было и другое: изнурительные двухчасовые выступления по всей стране — потому что за них хотя бы что-то платили, а нас нужно было кормить. В восьмидесятые мама едва сводила концы с концами.
У нас с Аней была няня, и когда пришли трудные времена, ей перестали платить — просто нечем было. Но няня от нас не ушла — начала подрабатывать няней в другой семье, чтобы мы всегда были сыты. Тетя Аня — так мы ее звали. У нее в комнате стоял огромный сундук — много лет назад бабушка прислала в нем маме наряды из Нью-Йорка. Когда няня умерла, мы нашли там деньги, которые она собирала для нас с Аней, и съестные припасы в огромном количестве — сахар, мука, гречка... Тогда, после нескольких лет тотального дефицита, продукты уже стали появляться в магазинах... и все-таки в нашем распоряжении оказался целый сундук еды — как олицетворение любви и самопожертвования. Я была очень близка с няней: она и мама — это и есть моя семья. Но не думайте, что мы никогда не ссорились, иной раз ругались по сто раз на дню. Если что, она могла и матерком обложить. Но как только тетя Аня видела, что кто-то в беде, сразу бросалась на помощь. Когда на улице большая собака нападала на маленькую, просто вставала между ними. И с мамой она осталась больше из жалости. Называла ее Белкой. Тете Ане казалось, что если человек не в состоянии отстоять очередь за ногой для холодца, его жизнь, несомненно, в опасности.
Часто спрашивают, ругала ли меня мама. Представьте себе, почти никогда. В детстве она повысила на меня голос три... нет, четыре раза. Впервые — когда ее с отчимом не было шесть месяцев и я, трехлетняя, не узнала маму после их возвращения из турне по Европе. Вцепилась в няню и не захотела идти к маме на руки — она обиделась, даже заплакала, но я упорствовала и получила по попе.
