По словам Луизы, в отношениях с Алешей у Бори всегда был какой-то внутренний тормоз. Он помогал материально, но к общению не стремился. Мог пообещать взять с собой на дачу или покататься на лыжах — и не приезжал, а Алеша целый день стоял у окна и ждал. Мне кажется, Борис, выросший в полной семье с бесконечно любившими его папой и мамой, не понимал, какую душевную рану наносит сыну.
Я познакомилась с Алешей, когда ему было уже тринадцать. Несколько раз Боря приглашал своего сына и нас с Пашей на спектакли и кинопремьеры. Усаживал в зале, а сам отправлялся по делам. Встречал у выхода, вез в ресторан или к себе, кормил ужином и развозил по домам. Разговоры между отцом и сыном были чисто мужские — об оружии, автомобилях, рыцарях. Никакого сюсюканья. Не было его и со стороны Даши, очень привязанной к брату. Она постоянно ему звонила, а когда Алеша оставался ночевать, с удовольствием с ним общалась. На правах старшей сестры советовала книги, которые нужно обязательно прочитать, усаживала рядом, чтобы вместе с ней посмотрел хороший фильм.
Боря и Алеша виделись нечасто, а когда Ирина, выйдя замуж, поменяла сыну отчество, общение и вовсе прервалось. Даша продолжала звонить брату, но в доме Хмельницких он больше не появлялся. Борис всегда говорил: «Я виноват». И только он сам знал, что творилось у него внутри. Чувство вины перед сыном жило в нем всегда, а перед уходом стало еще острее. Они встретились, когда Боря уже был очень слаб и не вставал с постели. Появление в доме Иры и Алеши стало для него полной неожиданностью и огромным счастьем: «Как хорошо, что мы смогли поговорить и покаяться друг перед другом. Будто камень с души упал». Я знаю, что они успели друг у друга попросить прощения. Ира — молодец...
