— Ну как, понравилось?
А я с солдатской прямотой отвечаю:
— Нет, Сергей Александрович! Полная чернуха! Совсем не понравилось. История какая-то искусственно драматизированная.
Но самого главного ему не сказал: мне, воспитанному определенным образом, жизнь его персонажей кажется дикой, все мои сверстники живут иначе, в бабах и наркотиках я не разбираюсь. Больше Соловьев мной не интересовался.
Папа дружил с режиссером Виктором Гресем, который нас очень любил и хотел, чтобы я сыграл Мордреда в его «Новых приключениях янки при дворе короля Артура» (потом еще прочил на роль Андрия в «Тарасе Бульбе», который так и не снял). К тому моменту стало совершенно очевидно, что под софиты меня не тянет, но мы с папой думали: как это было бы круто нам, отцу и сыну, сыграть отца и сына! Да и с Гресем работать одно удовольствие. Я искренне хотел эту роль, но получил повестку из военкомата и пришлось идти служить.
Варианта «откосить» даже не рассматривал, искренне полагая, что это нечестно. В военкомате спросили: кто-нибудь хочет служить во внутренних войсках? И я вызвался, посчитав, что хоть так исполню свой долг перед обществом. Прекрасно знал, что внутренние войска занимаются конвоированием заключенных, охраной спецобъектов, подавлением беспорядков. И подумал: может, это единственная служба, в которой еще есть хоть какой-то смысл? И сегодня не жалею, что пошел: это подтянуло мою, так сказать, политическую сознательность, избавило от подростковых иллюзий, хотя последствия службы оказались ужасными. В тот момент выстраивались непростые отношения с любимой женщиной, от которой меня оторвали на два года, вернулся же я с таким посттравматическим синдромом, от которого не мог отойти потом на протяжении десятилетия, и часто вел себя как настоящий псих.
Разумеется, ни о какой дедовщине там, где я служил, не могло быть и речи. Служба была боевой, мы даже спали с пистолетами, лишь ослабляя поясные ремни: кому охота получить пулю в брюхо? Порой приходилось голодать, и в последней части, куда я попал, у многих было истощение. Я, всегда как-то приземлявшийся на четыре лапы, отделался одной трофической язвой на голени, которая быстро прошла по возвращении домой. Люди, с которыми служил, неизменно оказывались куда лучше системы, старавшейся нас перемолоть, превратить в безответных рабов. И все это называлось «тяготами и лишениями воинской службы», которые полагалось стойко переносить и которые создавались по большей части искусственно, а люди терпели и, в общем, оставались людьми. И офицерам было ничуть не лучше, чем нам, хоть и по-своему.
