— А что делать, если наша мамочка не нашла для этого времени, — сурово ответил он.
В эту минуту мама как раз заглянула в комнату и услышала последнюю фразу.
— Подумаешь, какой пустяк. Вот закончу статью и вытру, — мамины объяснения всегда звучали настолько бесхитростно и искренне, что мгновенно действовали на папу. — А тряпку лучше отдай Маше.
Кстати, мама никогда не была «при папе». Всю свою жизнь она работала, сначала в издательстве, а потом в Государственном институте искусствознания, занималась наследием Всеволода Мейерхольда. Несмотря на сугубо гуманитарный характер работы, далекой от каких-либо государственных секретов, беспартийная мама умудрилась получить запрет на выезд за границу. Как-то раз, когда начальство было в отпуске, она по доброте душевной подписала характеристику на сотрудника, отправлявшегося в ФРГ (в советское время существовало такое понятие — выездная виза, получить которую было очень трудно). А тот, воспользовавшись удобным случаем, что называется, «выбрал свободу». Начались разбирательства с участием КГБ и партийных органов. Короче, маму лишили выездной визы — как тогда думали, на всю оставшуюся жизнь. Но узнала она об этом позже, когда собралась вместе с папой в турпоездку. Папа тут же бросился на выручку. Терпеливо ходил по партийным и чекистским инстанциям. На приеме у одного из начальников КГБ, не выдержав, с усмешкой спросил: «Расскажите, может быть, я чего-то не знаю о своей жене?» И добился-таки своего: запрет сняли.
Конечно, мы с Андреем были не самыми примерными детьми. В десятом, выпускном классе брат стал прогуливать уроки. Папу вызвали в школу. Вернувшись домой, он призвал на помощь маму, и они закрылись с Андреем в комнате, чтобы сурово, по-взрослому поговорить с ним. Будучи выдворенной на кухню, я слышала только часть разговора. «Не знаешь, какую профессию выбрать? — грозный папин голос не могли перекрыть даже кирпичные стены. — Значит, пойдешь на завод учеником слесаря, а если и тогда не определишься с институтом, отправишься служить в армию. Ты должен стать мужчиной!»
