На первом этаже актерского общежития работал винный магазин, а мы жили прямо над ним и постоянно слышали, как в очереди громко переругиваются мужики. Мама высовывалась в окно и просила: «Пожалуйста, не ругайтесь матом, тут ребенок». Если не действовало, выливала им на головы ведро воды.
Квартира была на три семьи — с умывальником в коридоре и общей кухней. В нашей комнате у входа стоял шкаф, за ним — моя кровать и пианино, за стеллажами — родительская «спальня».
К нам часто заходили их друзья из других театров. Песни под гитару, смех, гости засиживались до утра. Мама в огромном казане готовила на кухне плов. Казан и узбекский халат папе подарили на рынке в Ташкенте. В этом коротком не по росту халате, из-под которого торчали голые ноги, он щеголял дома и выглядел очень смешно. Комичность облику добавляла огромная шапка курчавых волос. Когда же папа коротко стригся, волосы становились колючими как иголки, и я называла его Ежиком.
Родительская тусовка чаще всего собиралась на общей кухне. Я, укладываясь в постель, всегда просила маму и папу оставлять дверь в коридор приоткрытой, чтобы на пол падал лучик света и было не страшно. Однажды просыпаюсь — в комнате темно. Иду к их кровати и с ужасом обнаруживаю, что она пуста. Пытаюсь открыть дверь — заперта на ключ! Родители после посиделок отправились к кому-то в гости. От моих громких рыданий проснулся сосед, актер Сергей Шеховцов. Утешал сначала из-за двери: «Лизочка, папа с мамой сейчас придут!» Но я рыдала все громче. Он по карнизу дошел до нашей комнаты, залез в окно, успокоил ребенка и уложил спать. Я его до сих пор называю Бабушка Сережа.
Вообще, в нашей актерской «коммуне» меня воспитывали все. Родители в педагогике ничего не смыслили и не знали, что делать, если ребенок не слушается. Помню, рыдаю, а они стоят и тихо советуются:
— Надо же как-то наказать...
— Ну как наказать... Давай, что ли, в угол поставим?
— В какой угол?
— Лучше в темный, чтобы пострашнее.
И ставили в темный угол туалета. Через несколько минут дверь открывается: «Ладно, выходи. Ну что, не будешь больше?» Спрашивают сурово, а сами еле сдерживают смех.
Через два года Табаков выбил папе две комнаты в коммуналке на «Бауманской». Наш единственный сосед, занимавший третью комнату, был милиционером и работал с раннего утра до позднего вечера. Папа мечтал выкупить у него комнату, но в итоге мы так и прожили с соседом много лет. Милиционер, уезжая на лето в деревню, отдавал родителям ключи от комнаты, что было весьма кстати.