У одних бриллианты срывают вместе с ушами, у других взрывают «мерседесы» под задницей, а мне достается брань. Хулители забывают о моем пути, не хотят анализировать, как я пришел к тому, что сейчас имею.
Сколько обидных проклятий слышал от людей, которые меня знали всякого и вроде бы искренне хотели, чтобы я был лучше. А когда я отозвался на их требование, одним стало скучно, другим обидно, третьи разозлились.
Есть уникальный актер и личность замечательная, который бился за меня, говоря: «Не представляешь, Сухоруков, как ты отвратителен пьяный! Ты не человек, когда выпьешь!» Когда стал трезвенником, он заявил, что не верит, будто я завязал. Однажды наш общий знакомый сказал ему:
— Был в Москве, Сухоруков опять в запое.
Специально наврал, хотел проверить реакцию. И тот, который уникальный, расцвел на глазах и восторженно завопил:
— Я так и знал! Говорил вам, никуда он от этого не денется!
Сегодня он мне не звонит, не общается, хотя я старался наладить отношения. Есть такие, кому досадно, что у меня получилась третья жизнь. Некоторые не признаются, что им от этого хреново. Но они хотя бы переживают молча, не общаясь со мной. А когда слышу вслед что-нибудь бредовое, обидное, бесчеловечное, только думаю: наверное, забыли мои полустанки. Эта не помнит семидесятые, тот — восьмидесятые, а эти не были рядом со мной в девяностые, когда я ломал собственные гробы.
Взрастил в себе три принципа, которым стараюсь следовать: жертвенность, терпение, непредательство. Добрых людей, которые меня несказанно ценят и уважают, гораздо больше, чем тех, кто меня ненавидит. То, что есть и те и другие, — нормально. Но мы всегда сильнее переживаем из-за плохого, хотя надо бы радоваться хорошему. Психология...
Коллеги, случается, ведут себя не лучше, чем те женщины из Орехово-Зуева, но более изощренно и хитро. Меня спасает знание: предупрежденный защищен. Моим оружием стала любовь. Во всех театрах, где я бывал, встречались случаи пренебрежения и даже интеллигентного унижения. Принимая это, отвечал только любовью. Однажды очень талантливый актер, обласканный славой, начал меня публично критиковать, делать недостойные замечания. А я подошел, погладил по плечу и сказал: «Сережа, ты великий, самый лучший в своем деле». И он растерялся. Но я не соврал и не сделал ему больно.
