Мне в этой вечной толчее было абсолютно комфортно, но когда папа с женой и дочкой получили трехкомнатную квартиру, я переехала к ним. Временно — пока мама и Максим тоже не получат нормальное жилье. Вариант с переселением предложил папа. Приехав в очередной раз навестить нашу дружную семейку, спросил маму: «А давай я заберу Татьяну к себе?»
После переезда моя вольная жизнь закончилась. У Жени Ураловой все было по строгому распорядку: завтрак, обед, ужин. Отбой ровно в девять, как у маленькой Анюты. Последнее казалось крайне несправедливым: мне уже двенадцать, а значит, имею полное право еще хотя бы час смотреть телевизор или читать книжку! Однако все протесты мягко, но неумолимо пресекались: «Тебе завтра в школу — нужно хорошенько отдохнуть. И сестренка без тебя не уснет». На выходные я уезжала к маме и уж там отрывалась на полную катушку: до сумерек играла с ребятами во дворе, а потом читала до полуночи.
Справедливости ради скажу, что в этот подростковый период именно такая женщина, как Женя, была мне необходима. И на самом деле я ей очень благодарна. Она многое мне дала: привила любовь к дисциплине и порядку, придала женственности, научила вести дом. То, что умею хорошо готовить, шить и вязать, — целиком заслуга второй папиной жены. Причем обучение рукоделию всегда проходило исподволь:
— Ой, Женя, откуда у тебя этот шарф? Какая красота!
— Сама связала. Это совсем не трудно. Хочешь, покажу?
Садились рядышком на диване, и мачеха терпеливо объясняла, куда заводить спицу, как протягивать нитку.
Три года прожив в новой семье отца, я искренне привязалась и к Жене, и к Анюте. Но однажды папа объявил: «Собирай свои вещи — мы уходим». Каким ударом это стало для Жени, даже описывать не берусь. О чем говорить, если сама рыдала чуть не сутки — от жалости к себе и к ней, от неловкости, стыда. Наверное, эту душевную сумятицу мне было бы легче пережить рядом с мамой, но она только что родила дочку, уходу за которой отдавала все силы.
