Пройдя через это, я выработала кредо, через которое никогда не переступлю: если есть дети, ты не имеешь права ни на что, что могло бы доставить им боль. Дети — это приоритет.
У меня не было колебаний, с кем мне жить дальше. Как я могла остаться с мамой, если папа меня воспитывал, мыл, кормил, одевал, учил уроки, объяснял, почему у меня раз в месяц живот болит, утешал, когда у меня были несчастные влюбленности? Я действительно была папиной дочкой. Мама все время на гастролях, даже когда она возвращалась, много репетировала, выступала, преподавала. Ну чьей еще дочкой я могла быть?
Конечно, я за маму боролась. Но, увы, все уже было бесполезно...
На мои просьбы, слезы и какие-то детские жалкие угрозы она не поддавалась. Я поняла, что тот мужчина для нее важнее. Видимо, это у мамы семейное. Ведь и для бабушки дед был важнее, она не посмела ему перечить, когда он с дочерью всерьез и надолго разругался. Я не в осуждение ей это говорю, просто есть такие женщины, для которых любовь к мужчине превалирует, просто данность такая. Есть женщины-матери, а есть женщины-возлюбленные. Это не значит, что мама меня не любила, просто в тот момент ее выбор был сделан не в мою пользу...
А тут у меня еще выпускной приближается. Мне экзамены надо сдавать, в институт поступать. А мне совсем не до занятий. Наверное, если бы мама сказала нам с папой сразу: «Я ухожу!», было бы легче. Отрубили хвост у собаки — поболело и зажило. А так «хвост рубили по кусочкам»...
Я по инерции ходила в школу, автоматически что-то учила, получала пятерки. От нервного напряжения однажды упала в обморок на перемене, потом начала курить. Мало того, однажды закурила прямо у окна директорского кабинета. Меня засекли, а поскольку жаждущих выгнать меня из школы было много, собрали «судилище». Спас меня директор школы. Накануне педсовета он меня вызвал в свой кабинет.
— Лена, я ведь тебя прекрасно знаю, ты умная девочка, способная ученица, из хорошей семьи... Что с тобой происходит? Как ты можешь курить?
— Антон Петрович, а чтобы не начать пить...
Ответила и разрыдалась. Я ведь не только папе об этой маминой тайне не рассказывала, а вообще жила с этим грузом одна. И вдруг меня как прорвало:
— Умоляю вас, только никому не рассказывайте, потому что это позор на весь свет! Я даже подружкам не рассказываю, потому что маме обещала никому не говорить. У мамы роман уже год, папа ни о чем не знает, разойдутся или нет, непонятно. Я не знаю, что мне делать? Я курю, чтобы не сойти с ума!
Директор, глядя на меня с ужасом, выслушал весь монолог, а потом спросил:
— Как ты жила все это время?
— Не знаю.
— Так ты еще и хорошо учишься!
— Если честно, мне все равно, выгонят меня из школы или нет...
— Лена, ты с ума сошла! Ты ведь тогда не поступишь никуда!
На собрании меня клеймили на чем свет стоит. «Сейчас мы видим Макарову с сигаретой, завтра — с наркотиками, а потом и с водкой!» — произнесла гневную речь одна из учительниц. Последним слово взял директор: «Я под свою ответственность оставляю Макарову в школе». Все возмущенно загалдели. «Или я ухожу с директорства!»
