
— Вы за всеми следите или только за нами?
— За всеми, — успокоил сотрудник. — У нас же здесь гестапо.
Так все и открылось, совершенно случайно. Органы выяснили, кто я такой, и сообщили Ле Зуану, что у его дочери роман с советским физиком. Собрался семейный совет, на котором обсудили поведение Ань. Но родственники ее побаивались, она была слишком смелой и независимой. Даже отца могла критиковать. По-моему, Ань была большим коммунистом, чем сам Ле Зуан.
Для начала решили ограничиться проработкой, отрядили специального гонца — друга семьи, находившегося в Москве. Он пригласил Ань в Большой театр на балет «Анна Каренина». Как оказалось, не случайно. Напоминая Ань о долге перед семьей, «посол доброй воли» сослался на судьбу толстовской героини: «Видишь, как кончают свою жизнь женщины, изменяющие мужьям?» Ань с трудом сдержала смех.
Ле Зуан не смог применить насилие и депортировать любимую дочь. В конце концов она состояла в браке и должна была находиться вместе с мужем в Москве. На какое-то время все улеглось, но расслабляться не стоило, надо было как можно скорее зарегистрировать наш брак.
Ван не хотел давать развод. Возможно, дело было не только в его чувствах, но и в интересах отца, карьера которого после женитьбы сына пошла в гору. Я просил Ань проявить мудрость и дипломатичность и постараться договориться с мужем, но она не хотела хитрить. В результате этой борьбы с собой обострились ее отношения с Ваном. Но когда Ань опять забеременела, вопрос встал ребром. Ей пришлось действовать, дабы не оказаться в двусмысленном положении: если бы Ань на момент рождения нашего ребенка оставалась женой Вана, вьетнамская сторона могла предъявить на него права.
Она пообещала Вану, что во Вьетнаме никто не узнает об их разводе: «Я сохраню это в тайне, и мы с тобой останемся друзьями. Ты ведь говорил, что любишь. Неужели хочешь, чтобы я тебя возненавидела?» Парень сдался. Он по-прежнему любил Ань. Они оформили развод в московском ЗАГСе для иностранцев, но их развели как рядовых вьетнамцев и Ле Зуану ничего не сообщили. Информировать вьетнамское посольство тоже никому и в голову не пришло. Ван очень тяжело переживал разрыв, даже попал в неврологическую клинику.
Мы скрывали беременность Ань, чтобы никто не помешал ей родить и зарегистрировать ребенка в СССР. В университете я устроил ей «командировку» на несколько месяцев в киевский вуз и помогал звонить «из Киева» сестре Май (Ань через нее поддерживала связь с семьей) и отправлять письма родным с киевским штемпелем, чтобы их запутать. Всю беременность Ань жила у меня на даче и пряталась, если кто-то приходил.
В эпоху застоя браки жителей Москвы и Московской области с иностранными гражданами оформляли только два ЗАГСа — один в Москве, другой в Загорске — видимо, для того, чтобы их было легче контролировать КГБ. В этих двух учреждениях нам делать было нечего. Но по тогдашнему законодательству при отсутствии ЗАГСа в каком-либо населенном пункте брак могли зарегистрировать представители местного Совета народных депутатов. Я решил этим воспользоваться и оформить брак в Троицке. В подмосковном Академгородке у меня было много друзей во всех институтах. Конечно, если бы они знали, кто невеста, то вряд ли рискнули бы помогать мне с женитьбой. Пришлось ловчить, обманывать и даже состряпать поддельное разрешение на брак из вьетнамского посольства. А самое главное — оформить мне для верности прописку в Троицке. Хотя по закону о браках это было не обязательно.