Ле Зуан всегда просил привезти к нему Лену, когда бывал в Москве. А встречаться со мной не хотел категорически. Помню, я возил Ань с дочкой к тестю на бывшую дачу Хрущева на Рублевку и, пока они были у дедушки, ждал в машине. Лену Ле Зуан водил в цирк и вместе с Ань брал с собой на церемонию открытия московской Олимпиады. Девочка капризничала и в самый торжественный момент закричала: «Мама, хочу в туалет!»
В другой раз во время обеда, сидя за столом рядом с Ле Зуаном, в момент разговора о начале войны Вьетнама с режимом красных кхмеров в Кампучии Лена вдруг спросила: «Дед, а ты зубы не обломаешь?»
Какая ассоциация возникла у ребенка, что она в момент острой дискуссии задала такой вопрос? У нас дома обсуждалась проблема войны с режимом Пол Пота — Иенг Сари. Может быть, Лена запомнила фразу, которую я когда-то произнес? Ань хорошо относилась к Иенг Сари, второму человеку кампучийского режима. Возможно, в разговоре на вьетнамском приеме было произнесено это имя, что и вызвало у Лены ассоциацию. А может быть, дед в этот момент просто обгладывал косточки рябчиков? Переводчик понял вопрос именно в переносном смысле, запнулся, но постарался максимально точно передать смысл фразы. Ле Зуан не смутился. Оскалил крепкие зубы и показал Лене. Разрядил обстановку.
Ань тоже была очень непосредственной и запросто открывала отцу советские «секреты». Тем более что он умел спрашивать. Как-то отец сказал, что, по словам Брежнева, в стране собрали рекордный урожай хлопка. «А у нас все простыни дырявые», — заметила Ань. Буквально на следующий день сотрудник вьетнамского сектора международного отдела ЦК КПСС отвел Ань в знаменитую двухсотую секцию ГУМа, где отоваривались только избранные. У нас появилось новое белье.
Ань не любила пользоваться привилегиями, но все-таки покупала вещи в закрытой секции ГУМа, а я получал продовольственные заказы, которые ей полагались. У отца она не брала ни копейки, даже когда училась в МГУ. Наши власти предлагали ей просторную квартиру в центре Москвы, но она отказалась. Взяла типовую трехкомнатную в панельном доме в Беляево. И то — на всякий случай, чтобы было где жить и работать, если мы вдруг повздорим.
Но мы жили дружно. За все время поссорились только пару раз. Точнее, это она считала, что мы в ссоре. В первый раз Ань надулась, потому что я подвез на машине двух девушек, хотя у нас в поселке принято подвозить попутчиков. Но Ань рассердилась.
В другой раз вообще случилось недоразумение. Я слушал вечером «вражеские голоса». Ань сидела со мной, но она не понимала по-английски, поэтому быстро соскучилась и ушла в детскую. Я подумал, что мои девочки легли спать, и закрыл дверь плотнее, чтобы их не разбудить. А потом сам задремал. Ань вышла из детской, толкнула дверь, но не смогла ее открыть. Решила, что я не хочу ее видеть. Обиделась и утром уехала к Май. Вечером Ань вернулась, и мы помирились. Она не могла находиться со мной в состоянии конфликта.
