Мама успела это увидеть. Жена, рядом с которой она сидела, рассказывала, что Кюнна вся светилась, а на глазах были слезы. При мне она всегда сдерживалась. Потом мы долго праздновали, незнакомые люди принимали ее за подругу моей жены, мать выглядела великолепно...
Ее не стало в том же феврале, двадцать первого, на Прощеное воскресенье. Я часто читаю о «самоубийстве» Игнатовой, отравлении таблетками. Но для самоубийства должны быть мотивы, а их нет. Да, я всегда думал, что Саша Дик был в ее жизни лишним звеном. Но мало ли что мы думаем. И вечером перед тем как это случилось, она звонила жене и говорила: «Галя, как я от него устала, ты не представляешь...»
С Диком потом я раза два встречался. Это было связано с годовщиной смерти матери. Были с женой у него в гостях, где познакомились с его новой супругой. Еще пересеклись с ними у Стриженовых — Любы, ее сына Саши и его жены Кати. Общались нормально, но говорить особо было не о чем. Больше мы не виделись.
Каждый раз, когда я начинаю перебирать свою жизнь, понимаю, что ничего в ней не изменишь, но все равно хочется вернуться, исправить. Оценить Белокурова, отодвинуть Дика. Поехать к маме накануне ее смерти, когда она звонила моей жене, звала к себе. И забрать Кюнну из ненужного театра, в котором она так ничего и не сыграла и который давно хотела бросить. Я мог ее увезти, дать дождаться внуков, до появления которых было всего ничего — меньше года.
Глядя на своих детей, я понял, почему мы с Кюнной так долго шли навстречу друг другу, не успев дойти совсем чуть-чуть... Никогда не останавливайтесь на одном ребенке. Лучше тогда уж будьте бездетными. Если вдруг не сможете больше родить — не беда: удочеряйте, усыновляйте. Дети станут расти, а у вас все меньше будет времени на себя и свои страсти. А значит — больше времени для настоящей любви. Любовь к себе — пуста. Люди начинают заботиться о собачках, кошечках, устраивают им похороны, называют машины человеческими именами. Их души пустеют, требуя наполнения истинной любовью и верой. Я знаю, о чем говорю: моя мать была единственным ребенком, мой отец — тоже. Так же, как и я. Из нас получилась бы отличная банда эгоистов, но мне было дано это остановить.
После первых авторских гонораров я стал свободен, никуда «в штат» больше не хотелось. В начале девяностых как автор и ведущий сделал ряд проектов в «Останкино» на Первом канале, провел там же «Соловецкую неделю», где было показано несколько моих фильмов. С телевидением была долгая и интересная история... Потом стал петь в церковных хорах, открыл для себя произведения для храмов наших самых великих композиторов от Бортнянского до Рахманинова, Чайковского и Архангельского, да что перечислять, почти все классики лучшее писали именно для Бога.
Дети выросли, все трое учились в Православном Свято-Тихоновском университете. Младшая дочь Елизавета только окончила последний курс — она художник-реставратор темперной и масляной живописи. Всегда поражаюсь ее внешнему сходству с Кюнной. Со старшим сыном Савватием и женой Галиной мы начали работу над книгой-исследованием о замечательном крае Московской области; средний, Арсений, после университета пошел в армию, так решил сам, и должен вернуться в ноябре. А я стал меньше снимать и больше писать. Хотя все равно остался избалованным лентяем.
P. S. Об «особенных» пристрастиях Дика я, естественно, слышал. Но меня это не коснулось. Для Запада это давно «не проблема», а для меня — неприемлемо и немыслимо. После жизни будут судить. Не хочу об этом говорить, неинтересно: Дик давным-давно покинул мою жизнь. А мама — осталась. Осталась навсегда...
