Рыночные будни были опасными. Однажды Жора прибежал домой с округлившимися глазами: при нем конкуренты затеяли жестокую драку, выхватили ножи, пистолеты, как не поубивали друг друга — одному богу известно. В другой раз уже в самого Жору брызнули перцовым баллончиком: кому-то показалось, что он занял чужое место. Торговля шла успешно, Жора гордился, что меряет стопки денег линейкой, лень было считать. Пил он исключительно коньяк «Наполеон», закусывал икрой. Так продолжалось около года. Все до копейки тратили на жизнь, на детей, ни в чем им не отказывали. Было постоянно страшно за мужа, но обеспечивать семью по-другому не получалось.
Мне никогда не нравился район у метро «Щукинская», где мы жили. С одной стороны — железная дорога, с другой — больница МПС. Резервация какая-то. Там позже поумирали все Володины друзья: кто спился, кто сошел с ума. Когда мы выходили из дома, единственный путь к метро лежал через железнодорожные пути. Есть переход оборудованный, но он далеко. Как правило, все шли прямо через рельсы.
В детстве Жора катался на велосипеде и воткнулся в грузовик. На лбу у него в память об этом событии оставался заметный шрам. С тех пор он инстинктивно сторонился всех движущихся объектов. Идем через полотно, слышим — надвигается поезд, смотрим — до него еще метров сто. Жора кричит:
— Стоять! Ни шагу!
— Да далеко еще, успеем перейти.
— Я сказал: стоять!
Еще и за руки нас схватит, разозлится, если не слушаемся. И останавливался он всегда метров за десять от рельсов. Что случилось двадцать седьмого июля 1992 года, мы не знаем по сей день. Нас не было рядом. В тот страшный день тело Жоры нашли на железнодорожных путях... Увидев лежащего без движения человека, машинист электрички остановился. Но перед этим только что прошел товарный поезд, скорее всего, он и сбил Жору. По одной из версий, он случайно оказался между двумя встречными поездами, ветром его толкнуло под колеса. Жору забирали в морг без меня, увидела мужа только в церкви, где его отпевали. Он не был изуродован, лишь сбоку на голове виднелась небольшая рана. Не представляю, откуда позже взялась версия, что Жора был пьян и шел в домашних тапочках. В его крови не обнаружили алкоголя, а возвращался он домой с рынка.
На Троекуровском кладбище я в последний раз припала к груди мужа, когда поднялась, заметила, что к моей одежде прикололась роза.
— Жорка прицепил мне розу! Я должна забрать ее с собой!
— Нет, из гроба ничего брать нельзя, — остановили друзья.
Последний Жорин спектакль был очень качественно записан на аудиокассету. Я попросила включить ее, когда гроб опускали в могилу. В полной тишине звучал голос Епифанцева, он читал монолог князя Владимира. С тем и ушел...
Умер Жора вечером двадцать седьмого июля, когда в церквях уже шла праздничная служба в честь равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко, память которого отмечают двадцать восьмого июля. Я записала в дневнике: «Пошел Жора ставить своего «Владимира» на небеси, раз тут не дали».