И больше не хотел о музыканте слышать. А Мария верила, что они с любимым будут вместе.
— Это она сама вам рассказывала?
— Уже перед смертью. До того я никогда не расспрашивала ее об этом романе. Елки-палки, не могла лезть в душу к такой выдающейся женщине, тем более на тридцать лет старше! Но у нас были близкие отношения, честно говоря, я была в шоке, что она никогда не советовалась со мной. Поделись Маша раньше, сказала бы ей правду: «Даже не надейся, лучше сама отойди. Любовь тут ни при чем: брак музыканта и Артистки — из тех кармических союзов, на которых держится мир. Эта женщина во многом сделала этого мужчину, и их отношения надо уважать. Какие бы романы на стороне у обоих ни случались, он никогда жену не оставит». Но Р. обещал развестись и клялся в любви до гроба. В какой-то момент он уехал для окончательного разговора с женой, которая тогда жила в их доме в Испании. Обещал вернуться через пять дней, уже навсегда. И пропал — тоже навсегда. Спустя несколько лет, когда Максимилиан будет снимать документальный фильм «Моя сестра Мария», я спрошу у нее в кадре:
— Вы больше не виделись?
— Никогда. Он даже не позвонил.
Но Мария ждала. Ежедневные, написанные как под копирку строки ее дневника похожи на заклинания: «Все будет хорошо — он вернется. Оставайся позитивной. Нельзя терять надежду». Но надежда Машу оставила. Она отправила домработниц и секретарш на отдых, подготовила записку о том, что просит никого не винить, и выпила шестьдесят таблеток, которые применяют при бессоннице и анестезии. Вскоре этот препарат назовут «наркотиком изнасилования»: принявшие его жертвы ничего не помнят. Не знаю, где Мария эти таблетки раздобыла: выпить она могла, и жахнуть крепко, но без тени мрачного алкоголизма, а наркотиками и вовсе не увлекалась.
Маша хорошо подготовилась, не приняла в расчет только свою подругу Натали. Она была экстрасенсом и увидела Шелл лежащей в постели. А поняв, что уже два дня никто не отвечает на звонки, подняла тревогу. Когда мы с Максом и Имми попали в ее мюнхенский особняк, Мария была жива. Десять дней она пролежала в коме, но выкарабкалась. Все были счастливы, дни пошли прежней чередой, и первое время никто не подозревал, как сильно эта история повредила Машин рассудок.
Когда в середине девяностых мы приехали в Альпы встречать Рождество, совершенно случайно выяснилось, что поместье... выставлено на аукцион. Мутти была женщиной разумной и еще при жизни распределила наследство поровну между тремя детьми: Имми к тому времени уже не было в живых. Не знаю, что разладилось в Машиной голове, но всегдашняя ее щедрость выродилась в маниакальное транжирство. Она уговорила Карла отписать ей свою долю, пообещав, что заплатит позднее. А когда разобралась со своей частью наследства и заложила построенный ею двухэтажный особняк, принялась швыряться деньгами. Поняв, что все, чем семья владела двести с лишним лет, уйдет с молотка, Максимилиан кинулся спасать положение. Расплатился с Карлом, с архитектором, которому, как выяснилось, не заплатили, попытался отсудить особняк. Каждый день появлялись новые кредиторы, очередные иски — долги нарастали как снежный ком.
Мы, конечно, и до этого замечали, что ведет себя Маша довольно странно. Если я по глупости жаловалась, что Насте нечего носить, уже на следующий день Мария присылала грузовик (!) одежды. Но никто и представить не мог масштаба катастрофы. Авторитет Марии Шелл во всем мире был столь велик, что стоило ей взять трубку, как любой банк без вопросов переводил миллионный кредит. Только пообещав: «Чек я отправлю позже», Маша получала муранские люстры за двести тысяч долларов, а также какие-то сумасшедшие домашние кинотеатры и навороченное оборудование, которые дарила знакомым крестьянам. Никому и в голову не приходило проверять ее кредитоспособность. Возможно, так проявлялся бунт против всего мира: ах, меня предали? Так вот вам, скуплю все, что хочется!
Уже в первых кадрах фильма «Моя сестра Мария» личный врач семьи демонстрирует снимки Машиного мозга и появившиеся там черные точки — отмершие клетки. Я как один из авторов сценария была категорически против этой сцены. Но Максимилиан настоял на «правде жизни». Конечно, отправить Марию в сумасшедший дом никто не решился. Она просто... слегла и больше не вставала. При строительстве дома жилой этаж она спроектировала по принципу свободного пространства: комнаты перетекали одна в другую. Свет, портьеры, бытовая техника управлялись при помощи пульта. Теперь хозяйка лежала в самой глубине, под вывезенными из Венеции потолками XVI века, а все вокруг приходило в движение по одному щелчку ее пульта. Зрелище было жутким и завораживающим. Будто сама себе напророчила такой финал.
Я ее навещала. Макс был страшно зол, что мы общаемся, обзывал «предательницей». Понимаю его, ведь за транжирство Марии расплачивалась вся семья.
