С женой, Мариной Ладыниной, у Пырьева тогда уже были напряженные отношения, они даже на людях резко общались. Марина ему возражала на площадке, он опять кричал, и все знали об их конфликте. В киноэкспедициях это неизбежно. Но дело в том, что в тот раз я с ней почти не пересекалась, даже видела только в гриме.
У Марины была подруга-наперсница — какая-то, если не ошибаюсь, родственница Михаила Жарова. Не актриса, в картине не снималась, но постоянно находилась при Ладыниной, ездила везде с ней. Она же ее и одевала. Единственное, что меня коснулось, — одна пикантная подробность, хотя и вполне естественная. Стоит ли говорить?.. В общем, у Марины была очень большая грудь, ну очень большая, очень... И мне приходилось постоянно обуживать кофточки, делать какие-то вытачки.
Хотя сама она, кажется, этого не стеснялась, просто моя задача как художника — чтобы в кадре ее фигура смотрелась гармонично. Но все передавалось через подругу, которая была глазами и ушами Марины и пересказывала ей разговоры про Савинову, потому что на площадке они не встречались, работали в разные съемочные дни. Ладынина на тех съемках вообще существовала отдельно от всех.
Прошло много лет. Марина и Пырьев давно разошлись, у него уже были другие женщины, и вдруг неожиданно мы с ней встретились в Репино, в Доме творчества под Ленинградом. И так получилось, что я там оказалась единственным знакомым Ладыниной человеком. Она очень обрадовалась. Мы тут же сели и вспомнили, как вместе работали, в память о прошлом возникли какие-то приятельские отношения.
Она предложила пойти в местные магазины, разведать, что тут можно достать, — тогда же ничего не было в продаже. И вот мы стали ходить по магазинам, гулять и разговаривать. У меня до сих пор на стене в кухне висит купленная в Репино лопатка для переворачивания блинов, очень удобная. Мы весь срок отдыха сидели в столовой за одним столом, и Марина в общении оказалась очень простой, приятной. Она и выглядела неплохо, была изящной, похудевшей. Но характерно, что мы не вели никаких разговоров о том, что с ней произошло, это не обсуждалось. И ни одной сплетни она себе не позволила, не ступила на этот путь, хотя вокруг нее самой слухов всегда было море.
Алла, Переверзев и Рыбников
Много всяких россказней ходило и вокруг Ларионовой, человека мне очень близкого.
Алла была моей младшей подружкой, и непонятно, как же так получилось, что я, будучи много старше, все еще здесь, а ее давно нет на свете.
В 1952—1953 годах Калатозов снимал фильм о Дзержинском «Вихри враждебные». Задолго до съемок ко мне подошел бывший одноклассник, тоже работавший на студии, и сказал, что у них в другой картине играет Ларионова, «молодая актриса, совсем недавно из ВГИКа, очень хорошая: вы обратите на нее внимание». Говорил он о «Садко», после которого Алла в свои двадцать лет побывала на кинофестивале в Венеции, имела там успех, была признана необыкновенной красавицей. А сам фильм получил «Серебряного льва Святого Марка». Но еще до этого триумфа мой одноклассник показал ее Калатозову, и она пришла на пробы. Я подобрала костюм, мы познакомились, вместе прочитали сценарий.
