И сделал это легко и непринужденно.
Перво-наперво Андрюха занялся моим гардеробом. Всегда считала себя утонченной девушкой. А Карась напялил на меня мешковатые штаны с множеством карманов, какие-то майки, ботинки, напоминающие ортопедические. С ног до головы обвесил серебром. Ему нравилось так. Я в этой амуниции передвигалась с трудом, но Андрей сразу дал понять: он лучше знает, что мне нужно. Даже не пыталась сопротивляться, как будто он был моим личным мистером Хиггинсом, а я его Элизой Дулитл. Утверждал: «Состоятельного человека всегда видно по хорошей обуви».
Когда мы познакомились, я была блондинкой. Теперь перекрасилась в родной цвет. Карась во всем ценил натуральность.
Кривился, если я, по его мнению, перебирала с макияжем. А я могла нанести на глаза до двенадцати оттенков теней за раз! Терпеть не мог накрашенных ногтей на ногах. При этом не командовал: «Сотри немедленно!» Просто рассказывал историю о какой-нибудь актрисе, которая нелепо выглядела с накрашенными ногтями. Это не звучало как упрек и нисколько не раздражало. Просто он хотел, чтобы все вокруг было идеально — в его представлении.
Андрей настоял, чтобы я была с ним неотлучно. Пришлось уйти с работы, но мне никогда не нужно было выпрашивать денег — они были общими. Просто спросит: «Что там у нас в кошельке осталось?» — и все это разделит. С ним, кстати, было легко в быту. Как-то попросила купить еды. Он приволок огромную сумку лапши быстрого приготовления. И не мог взять в толк, почему меня это так развеселило.
Лапша — еда? Да. А еды должно быть много!
Карась хотел, чтобы я ездила на такси, а мне было жаль выбрасывать деньги на ветер. Старалась экономить, но ничего не получалось! От домашних забот он меня тоже отстранил. По пятницам к нам приходила домработница, и я даже не знала, как включается стиральная машина. Ужинали в ресторанах или заказывали еду на дом. Однажды пошла на Дорогомиловский рынок, накупила всего, сделала первое, второе, третье — компот. Карась пришел, поел и удивленно протянул: «Ты, оказывается, еще и готовить умеешь!»
От меня требовалось одно — быть рядом. Раз отправилась в гости к однокурснику. Только вошла, звонит Андрей. У него закончились съемки, а у нас был один ключ на двоих.
Ничего не поделаешь — пришлось возвращаться. Карась заметил, что ерзаю, предложил: «Давай вместе поедем. Пока ты там побудешь, погуляю под окнами». Даже на это был готов, только бы надолго не расставаться. Конечно я осталась.
Андрей беспрерывно звонил: когда была в институте, стояла в пробке по дороге домой или выбегала на пять минут в магазин. Если говорила по телефону, выхватывал трубку. Обещал, что только поздороваться, а сам начинал трепаться с моими подружками: «Это такое счастье, что Линка мне на голову свалилась. Я без нее сдохну!»
А вот со своими друзьями так и не познакомил. Однажды на вокзале пересеклись с Маратом Башаровым — его Андрюха любил как младшего брата. Много рассказывал о Михаиле Пореченкове, а еще больше — о его жене Ольге, которую называл Лелей.
Служил ей чем-то вроде жилетки: Леля доверяла ему свои тайны, жаловалась на мужа, на проблемы, которые возникали в семье. Карася это ставило в тупик. Говорил: «Я ее понимаю и очень сочувствую. Но как друг и товарищ Мини не могу отнестись к его поведению объективно. Все равно выгораживаю».
Андрей рассказал и о своих бывших женах. Польку Мириам Александрович, маму сына Ивана — недолюбливал. Говорил: уж слишком тяжелый человек. О прочих вспоминал очень тепло. И о первой — Наталье Акимовой, которая впоследствии вышла замуж за их однокурсника Игоря Скляра. И о Маргарите Звонаревой, родившей ему сына Кирилла. Однажды даже сказал: «Если со мной что-нибудь случится, Рита тебе всегда поможет». С ними я никогда не встречалась, а вот с покойной Леной, с которой Карась прожил в Питере несколько лет, пришлось познакомиться лично.
